— Там, где ты.
Подошла и, опираясь о кровать, склонилась над Лютым. Опалив его ненавидящим взглядом, положила ладонь на каменные мышцы его руки и процедила:
— Отпусти врача, пожалуйста.
Ложь давалась с трудом, но я хотела показать, что прекрасно умею притворяться, если надо. А мне до смерти надо. До смерти Лютого от рук моего отца. И после того, как минует угроза.
Я растянула губы, молясь, чтобы это было похоже на улыбку:
— Рада, что ты очнулся.
И, задержав дыхание, будто ныряя под лёд, прижалась своими губами к его.
Мне показалось, что я вернулся в прошлое. Что это Мила пришла ко мне в больницу после аварии года четыре назад, наклонилась и коснулась губ.
— Я так скучал… — сказал на выдохе, потянулся, прижал ее затылок, смял волосы и прикрыл глаза. Любима-а-я…
По коже мчались разряды пульсирующего тока, кровь закипала. Втянув запах ее дыхания, я толкнул язык между зубов и стал жадно пить.
Она дёрнулась в моих объятиях, засопела, будто разозлилась, но не отстранилась, позволяя себя целовать. Но ответа я так и не дождался.
Глотал сладкую боль и медленно осознавал, что поцелуй горчит, плавит мне сердце, рвет душу. Чужой. Мертвый.
Оторвался от губ девушки и собрал в ладони ее лицо. Очнулся, пришел в себя. Не Мила это! Не она.
Кирсанова была жутко горячей, но очень бледной. Долго моргал и пытался понять, что мной двигает, почему я жутко горю по ней? Как могу видеть и думать одно, а чувствовать другое? Почему я вижу в ненавистной девке двойника своей покойной жены? Это несправедливо. Помешательство из-за тоски, не иначе, но сейчас нужно просто выжить, найти Сашку, спасти второго ребенка и скрыться. Так далеко, где не будет всех этих ублюдков.
Заметил, как быстро все покинули палату, оставив нас наедине, и снова посмотрел на девушку, что все еще оставалась в моих руках. Маленьким дрожащим комочком. А только что дерзила. Закончилась спесь?
— Не очень-то ты рада меня видеть, Мила…я, — я поперхнулся ядом слетевших слов. Милая была только одна, Кирсанова такой не станет. Пришлось прикрыть глаза, чтобы успокоить ураган в душе, не отстраниться, боясь прикосновений к токсичному для меня человеку, не отвернуться, не расплыться в брезгливом оскале. Играть роль до конца. Мерзкую ненавистную роль ее суженого.
Но я смогу. Ради детей пойду и не на такое.
Тихо и ровно сказал, мягко поглаживая ее влажные щеки большими пальцами:
— Ангелина, мы не в шашки играем, — почти утонул в ее синих глазах, когда сделал паузу. Не стоит туда смотреть. Она меня убивает, жалость вызывает, сука, потому я соскользнул ниже и оценил форму губ. Острый изгиб верхней, припухшая нижняя, чуткие уголки, в которых спряталась глубокая печаль и непокорная ярость. — Ненавидеть меня можешь, но держи это при себе, невеста. Даже наедине со мной ты будешь притворяться, потому что это должно врасти в твое нутро, иначе нас разоблачат. На кону наши жизни, ты это понимаешь?