Великий Шёлковый путь. В тисках империи (Меркулов, Владыкин) - страница 170

Родогуна, бледная, как саван, с трясущимися руками смотрит, как дневное светило постепенно освобождается из-под власти ночного. Яромир тоже свободен.

Отмывшись от экскрементов Рунаншаха, прекрасные в своей наготе, словно боги, являющиеся из бушующей пены прилива, Родогуна с Яромиром выходят навстречу дикарям, безмолвно ожидающим их на берегу.

Родогуна воздевает руки к небу и взывает:

– О великий Ахура-Мазда! Творец Неба, Земли и всего сущего, слава тебе!

Как подкошенные, огурча падают на колени и утыкаются лбами в землю.

Родогуна прижимает к себе Яромира и жарко шепчет:

– А вот теперь мы с тобой можем все!

Глава 34

Наследство Птолемея

Пергам – столица провинции Азия

1

Пока дикари огурча метали стрелы в небесного дракона, в просвещенном Пергаме тоже немало людей в страхе искали убежище от тьмы небесной, призывая Гелиоса перестать скрываться за Селеной. Затмение никого не оставило равнодушным и в других местах. Юный тохарский царь посчитал доминирование луны добрым знаком. По какими-то своим внутренним соображениям чудом выживший после отравления китайский посол с ним согласился. А вот безжалостный сатрап Маргианы, как и новый правитель Парфии, только что подавивший бунт, – дурным предзнаменованием. Нубийский пират просто-напросто его пропустил, отсыпаясь перед ночной операцией в объятиях очередной подружки. Томящийся в подземелье сирийский царь посчитал наступившую темноту черной тучей, перекрывшей на время маленькое отверстие в крыше его темницы. А сарматская воительница вообще ни с кем не делилась своими мыслями – быть может, только с Опией, часто являющейся дочери, чтобы дать совет. В китайской империи Хань была уже ночь, а на Вечный город обрушилась столь страшная гроза, что затмения попросту никто и не заметил. Но, так или иначе, пришло время перемен.

Собравшиеся на вилле римского наместника по особому поводу гости не остались в стороне от обсуждения затмения.

– Не к добру… – замечает Эвергет, из-под ладони щурясь на тонкий золотой обод, пробивающийся из-за темного пятна луны.

Антиох молча бросает на понтийского царя ненавидящий взгляд.

– По армянским поверьям, где-то на краю земли солнце глотает огромный дракон Вишапа… – задумчиво отвечает Артавазд.

– Друзья мои! Ромул, основатель Рима, был зачат в первый год второй олимпиады, в третьем часу, в миг полного затмения солнца… – наставительно поднимает указательный палец Сулла и, дождавшись дневного света, подходит к большому столу, на котором, повторяя очертания государств, разбросаны песок, камни, веточки пиний и макеты городов. За римлянином к импровизированной карте следуют Артавазд, Эвергет и Антиох. Сегодня важный день для Рима. Сулла должен окончательно убедить союзников объявить войну Парфии. Поэтому он и не пригласил Клеопатру, вернее, сделал так, чтобы она отсутствовала и не могла помешать нужному для наместника решению. К тому же, уже выяснил для себя римлянин, в отсутствие жены Антиох становится более воинственным. Остается только немного подтолкнуть. И затмение, как божественный знак, здесь весьма кстати. «Так что это послание богов! – продолжает Сулла, поднимая вырезанную из камня башню. – А раз послание богов, атаковать надо “дом богов”!»