Продолжил:
— Жестоко, Анжелика, это выдирать или копировать вас, неважно, из привычных условий ваших миров и кидать сюда, в мой мир. Жестоко, когда нормальный, вроде бы, человек, который там имел семью, любил родных и не знал, как это, убивать, а оружие «держал» только в играх, здесь становится конченой мразью, посчитавшей, что здесь можно всё. Жестоко, это когда ради собственной выгоды, вы становитесь готовы на что угодно, — снова замолчал на несколько секунд. — Я однажды спросил у отца, почему люди не могут объединиться и вместе дать отпор монстрам? Зачем люди убивают друг друга..?
Дима замолчал, пережидая, пока ком в горле не «провалится» обратно. Снова накатила тоска.
— И что он ответил? — глухо спросила Анжелика.
— Сказал, что не знает. Это, наверное, единственное, чего он сам не знал и не понимал… — после очередной небольшой паузы, продолжил:
— У людей здесь нет цели. Выжить только, дожить до ночи, чтобы спрятаться в норе и пропить добытые спораны. Вот, что жестоко, по–моему…
— Не все такие… — снова произнесла девушка.
— Вот к «не всем таким» я и возвращаюсь… — и без того невеселое настроение пропало окончательно. Наступившая тишина вдруг сдавила тисками.
Дима со вздохом поднялся, подхватил кружку с горячим ещё чаем и отошёл, скрывшись из вида за одной из надстроек. Шмель хмыкнул. А Анжелика вдруг поняла, насколько ещё велика пропасть недоверия между ними. Внутри кольнуло досадой и обидой. Она же «не такая», Шмель тоже, пусть и пёс на службе у Института. Как доказать это Медоеду? Отчего всё–таки так… больно, когда он смотрит на неё, как… как на любую другую? Ты сама–то как на мужиков глядишь, на него самого, вдруг поймала себя на мысли девушка. Медоед уже раз десять доказал, что он другой. А ты что? Да, нравится он, но всё выспрашиваешь, всё решаешь, тащить его в Институт или нет, чтобы получить… что? Похвалу, пару–тройку жемчужин? Выгоду? Вот об этом он и говорил… и ведь этот разговор она начинала с другой целью, совсем не ожидая, что оно так вывернется… но, поняла сейчас, окончательно, что надо делать и чего она сама хочет.
Медоед же был далёк от этих размышлений. Что–то такое и он, разумеется, чувствовал, но сейчас совсем не об этом думал. Понял вдруг, что долго в Гвардейском не задержится, передохнёт денёк–другой, повидается с друзьями и снова двинется в путь. В Пекло. Искать отца. Подерутся они при встрече или нет, но невмоготу больше этот камень носить на душе. Разобраться надо, наконец, во всём. Хватит бегать. От себя самого, в том числе. А в том, что отыщет Горца, пусть на это уйдёт сколь угодно времени, Дима не сомневался. Он теперь тоже, как и Анжелика, знал, что делать.