Оно-то и ткнуло меня носом в первую по-настоящему светлую и добрую новость: Дженнифер, подчиняясь привычке, продолжала меня любить. Свекровушка проигнорировала предостережения коллег о моих потенциальных злодействах, ожидаемых от почившей в голове неведомой тварьки. Девчонка верила в меня самозабвенно. И я начала ловить себя на том, что окончательно с ней запуталась: покровительствовать ей теперь, или же, как прежде, уступать и почитать?
Что до неё, так подобными пустяками малявка свой недетский ум, похоже, не отягощала. Она серьёзно и последовательно училась жить заново: тащила в моё узилище тонны книг и свитков, запоем читала и делилась всем, что слышала да видела на свободе. Дженнифер учила корявый язык новой родины, завистливо обижаясь на обретённую мной нечеловеческую память. А та и вправду поражала вместимостью.
Шарлотта – запойный естествоиспытатель – внезапно набросилась на меня со своими ботаническими глупостями. Взяв меня в оборот, обшарила все закоулки моего тщедушного тельца и закрома попорченного, мутировавшего мозга. Мы с мозгом не без удовольствия демонстрировали себя во всех ракурсах, испытаниях и прочих позах – в этом мы с ним на удивление быстро сошлись. Два неистощимых обиженных позера, нашедших, за что зацепиться, лишь бы только не свихнуться.
А Шарли оказалась вполне удобоваримой убойной теткой: ядовитой, но адекватной, с мощным злым умом, но добрым сердцем. Она охотно и развёрнуто отвечала на вопросы. Массу времени убила на то, чтобы моя алчная безразмерная головушка забивалась добротно и только полезным. Успокаивала, выдумывая для меня до десятка хлёстких эпитетов в сутки. Первой потребовала выпустить мутантку на волю, обозвав мою опасность для общества засохшим эмбрионом. В итоге, именно Шарли выдвинула на голосование революционную идею предоставить меня – всю такую нетрадиционную – моей путанной тёмной судьбе в этом мире.
Ну, и, наконец, именно этой заразе первой пришло в голову объяснить неофитке: маски – они на то и маски, дабы не шокировать местный народец. С ним, дескать, у наших пересаженных душ нестыковка по всем параметрам. Глаза де выпячивают из нас что-то такое, отчего у аборигенов мороз по коже. А кожа-то у них в полном порядке: грубая, по большей части загорелая и, не в пример землянам, устойчивая к инфекциям. Короче, с нашими глазками всё через задницу. Потому и вынуждены мы носить те самые маски, обладательницей которой я стала перед самым выходом на свободу. Что и говорить: мои глазки пугали даже цветки в горшках.
Я нормальная. Просто консервативна невпопад, памятлива некстати, привязчива в ущерб собственной психике и уродина. К тому же, мутант. Как не старалась, следующие полгода я так и не смогла побороть обиду за навязанный судьбой паршивый подарок. Такая реинкарнация встала у меня поперёк глотки – вторая молодость и отдалённо не шла ни в какое сравнение с первой. А первая вместе с последующей восхитительной зрелостью и милой сердцу завязью счастливой старости сидела в башке гвоздём.