В его глазах – тревога, и я не сомневаюсь, что он говорит правду.
– Не беспокойтесь, сударь, – мягко говорю я. – Если вы скажете нам, из какой вы деревни, то мы с месье Дюбуа, заедем туда по дороге в город и выдадим деньги прямо там. Мы можем довезти до деревни и вас.
Слышавший наш разговор Алан пытается протестовать:
– Это неразумно, ваша светлость. Это займет слишком много времени, а вы торопитесь во дворец к его величеству.
Но я сурово свожу брови, и он сдается.
– Как вам будет угодно.
Мужчина в коричневой рубахе устраивается на запятках кареты, и мы трогаемся. Путь, на который пешему требуется три часа, мы преодолеваем минут за сорок пять.
Это та самая деревня, через которую мы однажды проезжали с графом Помпиду. Избушки по-прежнему выглядят жалко, а лица выбежавших на ржанье лошадей людей не стали приветливей.
Правда, люди оживляются, когда видят приехавшего с нами мужчину (надо же, я даже не спросила, как его зовут!)
– Я покажу вам, где живут рабочие со стройки, – быстро говорит он и ведет нас к ближайшей лачуге.
На пороге – женщина лет тридцати, сильные руки которой могли бы, наверно, удержать и молот кузнеца. Она кланяется нам, но, когда разгибается, я вижу, как гневно ходят желваки у нее на лице.
– Филипп пришел домой только под утро, – хриплым голосом сообщает она. – Неужели, ему нужно возвращаться на озеро?
Кажется, она неправильно поняла, зачем мы пришли.
Наш проводник широко улыбается и, легонько потеснив ее, переступает через порог. В доме – темно и неуютно. Небритый мужчина и пятеро худеньких ребятишек мал мала меньше сидят за стоящим у окна столом. На столешнице – несколько зеленовато-серых лепешек и разрезанная на части вареная брюква.
Я перевожу взгляд на Алана – ему явно не по себе.
– Вот ваше дополнительное жалованье, Филипп! – сообщаю я, пока Дюбуа отсчитывает монеты из холщового мешочка. – Это подарок его величества по случаю дня рождения принцессы Луизы.
Мужчина открывает рот, пытаясь что-то сказать. Но у него не получается – только крупные слёзы катятся по морщинистым щекам. Кучку положенных на стол монет накрывает могучая рука хозяйки. Вот только рука эта тоже дрожит.
Мы идем к выходу, когда я слышу за своей спиной:
– Простите, сударыня, нам даже нечем вас угостить.
Теперь во взгляде женщины – раскаяние, даже стыд. Но стыдиться нужно вовсе не ей.
Мы с Аланом обходим все дома в деревне. Все до одного. И в каждом видим похожую картину.
Когда мы уезжаем, вслед нам несутся слова благодарности. Но я знаю – мы не заслуживаем их. Если бы не случай, я могла так и не узнать о мошенничестве моего секретаря, и он продолжил бы наживаться на этих несчастных людях.