Степа не успел закончить свою мысль — в дверь вошли медсестра Женя и Сыров.
— Я вам, Женечка, могу такие произведения на на память записать в ваш альбом, что вы меня всю жизнь нежно вспоминать будете, — улещал Сыров.
— Какие, например?
— Я много помню, но вам, конечно, лучше всего про любовь?
— Ну, пусть про любовь, — согласилась Женя.
— Пожалуйста!
Сыров не умел декламировать, хотя пытался подражать эстрадным чтецам, которых, видимо, видывал. Он все сбивался на тот неопределенный ходячий мотив, под который исполняют обычно не только скороспелые сочинения расхожих стихоплетов, но и коверкают и подстраивают известные и заслуженные песни и стихи. Сыров, похоже, чувствовал силу и неотразимость поэтического слова, поэтому с таким упоением начал:
Луна плыла в серебряном тумане,
Под окнами холодный ветер выл.
Забыла ты с другим о хулигане,
Но он тебя, конечно, не забыл.
Пусть он не носит фетровую шляпу
И золотых часов не заимел,
Но съездить в город солнечный Анапу
И он с тобою тоже бы хотел.
Он посадил тебя бы на колени
И от души...
Но Женя не дала докончить Сырову эту приблатненную песенку.
— И это вы мне хотели в альбом? — расхохоталась она.
— А что, не подходит? — не очень растерялся Сыров.
— Нет уж, такую лучше оставьте при себе.
— А я могу вам другую предложить.
— Спасибо, хватило и этой. Да и не до стихов пока. Вам, Голубев, — повернулась она к Василию Ивановичу, — пора в ванну. Давайте готовьтесь, я вам помогу.
— Да я его помою, Женя, — откликнулся Коля, который все это время с интересом наблюдал за Сыровым и очень серьезно слушал его хриповатое пение.
— Так, совсем хорошо. Ты, Коленька, дольше не выписывайся от нас. Вполовину работы меньше, — порадовалась Женя.
— Ну, спойте еще чего-нибудь, — попросил Сырова Коля, — и эту спишите для меня, а?
— Вон Степан пусть исполняет и списывает, он тоже знает, — покочевряжился Сыров.
— Да нет, — вяло ответил Степа, — я все эти песни забыл. Память стала что у старой девы: заросла мошком, не проткнешь и батожком.
— Ну, спишите, — снова попросил Коля.
— Пойдем тогда в коридор, — сжалился над ним Сыров, — там есть такие куплеты, что лучше кое-кому не слышать, — и он выразительно посмотрел на Женю.
— Колька, не забудь вовремя рот захлопнуть, — прокричал им вслед Степа, но Коля не оглянулся на его голос.
...Ночью в палате не спали двое: Степа, потому что все боялся проспать самолет, и Василий Иванович, — заранее переживая свою операцию. Сыров лежал на спине, свесив с кровати больную ногу, и почти всю ночь храпел.
— Ну и хрипун, — негромко ругался Степа, — что днем, что ночью — все одним голосом.