Коля залился от смеха и снова посмотрел на Сырова с восторгом. Станислав Алексеевич потрепал по плечу Василия Ивановича и сказал:
— Теперь хорошенько отдыхай, солдат. Жена-то навещала?
— Как же! Два раза приезжала, — ожил Василий Иванович, — одинова даже дочку с собой привозила.
— Значит, положение знает?
— Как не знать...
— Ну ладно. Я завтра зайду, посмотрим, как будет, — и вышел, плотно закрыв за собой дверь.
— Я тебе, Василий Иванович, джему вот принес, — сказал Коля и достал из тумбочки Голубева банку с яблочным джемом.
— Спасибо, Коля, только ни до чего мне теперь. А особо — не до сладкого. Бери вон у меня в тумбочке печенье, жена привезла. Ешьте, чего ему сохнуть.
— Правильно, — заключил Сыров, — ему сладкое теперь не на пользу. Давай, Коля, готовь все да и банку откупоривай, мы счас чаю сварганим, — и начал рыться в своей тумбочке, видимо, ища открывашку. — Вот когда я был на войне, — продолжал он, — в летных частях нам каждую неделю выдавали то сгущенку, то шоколад, так мы... это самое... обменяем у населения на самогонку и всю ночь...
— Ну ладно! Хватит с чаями раскладываться, — резко сказал Степа Усиков, — человек после операции, ему покой нужен. Идите в коридор, если не терпится, — и, вскинув костыль, направил на выключатель и одним тычком погасил свет.
НА СВИДАНИЕ
Пока стояла мягкая смиренная пора. Трава только начинала жухнуть, но уцелевшие тлеющие маковки клевера держали себя высоко и уверенно, и именно они бросались в глаза, хотя большинство было отгоревших, уже роняющих семена. Как ни в чем не бывало повсюду желтели одуванчики, и коровы приносили домой полное вымя. Только чистая молодая озимь, большим резким пятном выделявшаяся на холме и далеко видная, набирала силу и словно подчеркивала, что все растущее вокруг нее старо, изношено и обречено.
Катерина Вячеславовна любила эту пору, хотя давно ее не видела собственными глазами; она могла только чувствовать, угадывать и вспоминать былые сентябри, в которых она — зрячая и здоровая — купалась, как в прохладных омутах. Те дни вставали перед глазами всегда ясные и полные; ведь память старого человека так устроена, что может не припомнить, что же происходило вчера, но как бывало пятьдесят лет назад, восстановит в мельчайших и самых неожиданных подробностях.
Иногда Катерина Вячеславовна забывалась и настолько далеко уходила в прошлое, что вдруг начинала улыбаться, с кем-то разговаривать там и даже двигать руками.
— Ты чего опять, бабка? — испуганно глядя на нее, говорил недовольный внук, сидевший рядом с ней и забавлявшийся на крылечке с котенком.