Краткий курс оперного безумия (Журавлев) - страница 28

Кинорежиссеров волновало вагнеровское наследие всегда. Поэтому Вернер Херцог поставил «Лоэнгрина», а Ханс-Юрген Зиберберг снял очень интересный фильм «Парсифаль».

Эта глава посвящена большой и ни на что не похожей эпохе в истории оперы, это десятки произведений, которые почти канули в Лету, время оставило для нас только главные шедевры эпохи. Но сегодня французская большая опера понемногу возрождается, и редкий сезон сейчас обходится в мире без постановки опер Джакомо Мейербера или Фроманталя Галеви (1799—1862).

Гранд-опера – это вовсе не название театра в Париже, который на самом деле принято называть «Опера Гарнье», по фамилии архитектора, театр был открыт через 40 лет после появления самого понятия. Гранд-опера – это жанр, который опять создал очередной парижский эмигрант Джакомо Мейербейер. Я уже несколько раз рассказывал, как стоявшая особняком французская музыкальная культура заставляла приезжих мастеров растворяться в своих традициях. Так случилось с Люлли и Керубини, которые сегодня уже не могут именовать иначе, чем французские композиторы. Так случилось и с Мейербером. С одной только разницей. Мейербер, человек умный и чрезвычайно образованный не только в области композиции, но и в области современного ему театрального менеджмента, растворился сознательно. Он всегда мечтал возвеличиться именно в Париже, столице мира.

Он мечтал об этом, когда учился и делал первые шаги в Германии, когда его еще звали Якоб Либман Бер. Когда у него не очень хорошо получалось в Вене, где он был под крылом Сальери. Более-менее что-то выходило в Италии, куда он поехал по совету Сальери и где он впервые услышал Россини. Но он приехал в Париж и шесть лет не писал ничего, осваивая стилистику французской оперы! Согласитесь, для человека того времени (люди тогда вообще умирали рано) это было очень много. Но ему помогали три фактора: богатые родители, слава пианиста-виртуоза и огромное желание стать главным композитором Франции.

В Париже в то время были свои талантливые композиторы вроде Фраманталя Галеви, который продолжал дело Керубини. Его отец тоже, кстати, был кантором, как и отец Мейербера. Или Даниель Обер (1782—1871) с оперой «Немая из Портичи», да и сам Россини с его последним опусом «Вильгельм Телль». Но только Мейербер смог создать новую стилистику большой оперы, в которой слились традиции выспренной французской оперы – пять актов, в которых хоровые сцены и грандиозный балет были не менее важны, чем арии и ансамбли, в которых сильно ощущалось влияние итальянского бельканто. Пышность костюмов и декорации соответствовали требованиям надвигающейся эпохи индустриального расцвета.