– В смысле?!
– Ничего нет, – повторила она. – Ты же знаешь, что произошло. Повреждения были… действительно серьезными.
– Покажи, – не поверил я.
Она молча повиновалась, стянув одной рукой шорты с трусиками. До меня начало доходить. Я опустился на пол и с опаской присмотрелся.
Не знаю, что я ожидал там увидеть – ужасные шрамы, раны, рубцы… Ничего такого. По слогам: ни-че-го. Только гладкое тело под легкой рыжеватой порослью.
– Потрогать можно?
Она кивнула, закусив губу.
– Ты и вправду, что ли, с неба свалилась? – озадаченно ляпнул я, завершив инспекцию. – Как же ты… э-э-э… в туалет ходишь?
– Да не, для этого т-там осталось маленечко… Сильно расстроился?
– Наивная! – прорычал я. – Я слишком долго тебя ждал, чтобы расстраиваться. Так что извини, но придется тебе всё равно…
Я схватил ее за бедра и, развернув пухлыми ягодицами, уронил на диван. Уселся сверху, стаскивая полотенце. Она неожиданно сильно забила пятками, выкручиваясь, и чуть не сбросила меня на пол.
– Вот еще! – возмущенно запищала она, перевернувшись подо мной и негодующе сверкая глазами. – Я так не хочу.
– А как хочешь? – заинтересованно спросил я.
– Ну, если тебе так н-неймется… Да слезь же с меня!
Я, смеясь, наклонился над ней и стал целовать шею и плечи. Она притихла, но, стоило мне дойти до сосков, снова заерзала.
– Да щекотно же… Ну п-пусти, я все сама…
Я, ворча, подчинился. Она кое-как выползла из-под меня и толкнула, усаживая обратно. Пробормотала непонятно: «Господи, да что ж вам всем… одно и то же…» Помедлила и нехотя, словно боясь чего-то, села на корточки. Долго рассматривала меня вблизи, страдальчески задрав брови, и наконец, будто смирившись с неизбежным, опустила голову.
И даже теперь, когда, казалось бы, деваться было некуда, она не могла решиться. То пыталась ухватиться здоровой ладонью, теряя равновесие, то несмело прикасалась ко мне губами – и тут же отворачивалась, отплевываясь. Она всем своим видом выражала страх и неуверенность в том, чем ей приходится заниматься, и, положа руку на сердце, я не могу сказать – была ли то очередная странная, женская игра, или она действительно не могла разобраться, что нужно делать. Чтобы помочь ей побороть сомнения, я положил руку на белокурый затылок и ласково, но твердо, прижал к себе.
И тут она все делала неправильно. Давилась, торопясь и судорожно вздрагивая, задыхалась, шумно всхлипывала, – и, несмотря на все мучения (в том числе перепадавшие и мне) эта почти медицинская процедура – вроде пыточного глотания эндоскопической кишки, – приносила мне особое, болезненное удовольствие. Очередное неудачное движение закончилось кашлем и ручейками слез на щеках, и мне стало так жалко ее, что захотелось погладить по голове.