***
В фойе было пусто.
Но Вера была единственным человеком, сидящим на диванчике и ожидающим свою очередь.
Так если же она одна, то почему же она сидит?
Нет, твердила она самой себе, нужно ждать, когда позовут. А так – куда же мне идти?
Через пару минут к ней подошла девочка в белом медицинском халате, который ей был заметно велик. На вид ей было лет тринадцать. Короткая стрижка, вздернутый нос и ротик-бантиком – ожившая кукла советских времен.
– Вера? – Спросила она грудным голосом.
Она поднялась со стула, оказавшись выше девочки на голову.
– Я вас провожу.
Не отдавая себе отчет в том, что она делала, Вера последовала за этой бойкой куклой, стремительно шагающей вдоль по коридору.
Ноги у Веры были ватными, и она их почти не чувствовала и словно плыла – загипнотизированная. Коридор был темный, с замыкающей лампочкой, единственным источником освещения. Двери, мимо которых они проходили, были непривычно малого размера, а сам коридор тянулся, казалось, до бесконечности.
– Вот, заходите, вас уже ждут. – Девочка резко остановилась у одной двери, указала на нее рукой и, удостоверившись, что Вера все поняла, отправилась обратно. Топот ее шагов не был слышен. А когда Вера повернулась, чтобы посмотреть ей вслед, девочки уже не было.
Вера обратила внимание на табличку, украшавшую дверь. На ней детским почерком было нацарапано красным мелком: «ПСЕХОЛАГ».
Вера вошла.
Напротив нее за рабочим столом сидела Катя – в своем обычном возрасте, а сам кабинет оказался ее комнатой. Только вход в нее был с другой стороны.
– Ложитесь на кушетку: у вас серьезные проблемы.
Вера повиновалась. Кушеткой именовалась Катина кровать – без постельного белья, но обтянутая красной кожей.
Вера легла, сложив руки на животе, и уставилась в потолок, не осознавая, что происходит. Она услышала, как Катя подвинула стул ближе к ней и села.
– Ну, что случилось-то опять? – Спросила она вяло, закидывая ногу на ногу. В руках она держала блокнот и остро подточенный карандаш.
– У меня потерялась дочь.
– Пф, велика беда. Как потерялась, так и найдется. Да и вам же все равно плевать, не так ли?
Вера повернула голову, но не смогла увидеть лицо Кати: только ноги.
– Как это, плевать?.. Мне никогда не было на нее плевать…
– Ой, да не ври.
Вера услышала раздражающий скрежет карандаша по бумаге и поежилась.
– Так, – вздохнула Катя, – повторяю: что у вас случилось?
Вера перевела взгляд обратно на потолок, который, как ей показалось, сменил прошлый цвет: с цементного на болотный.
– Я живу одна с дочерью в квартире моей покойной матери. Мы с ней, грубо говоря, не ладим.