– «Боги, бывшие некогда,
Покоятся в своих пирамидах».
Да, сколько их сменилось! Каждая династия вносит свои изменения в божественную иерархию. Даже бога солнца при каждом правлении называли иначе. Последним было имя Амона, покровителя восемнадцатой династии. И звался он Амоном-Ра Уасетским, поскольку резиденция фараона располагалась в городе Уасете.
Фараон невольно погрузился в размышления. Он понимал, что страна, зажатая в тисках жречества, нуждается в обновлении. Слишком долго властители Египта были беспомощными куклами в руках мощной, спаянной касты. Служители культа бессовестно грабили страну, двор, диктовали свое мнение и развязывали войны, прикрываясь волей богов. Войны приносили горе народу, но процветание тем, кто прятался от мира за толстыми золочеными каменными стенами храмов. В последние семьдесят лет Египет вел мирную политику, стараясь решить проблемы на внешних рубежах с помощью дипломатии, а не кровопролития. И жречество, изголодавшееся по новым сокровищам, рвалось к власти, мечтая посадить на трон своего фараона. Так был возведен Амонхотеп IV. Фараон не испытывал благодарности к Такенсу и его приспешникам, но не мог не признать, что не будь их, ему никогда бы не видать царской власти. И был в отчаянии от того, что, заперев его в храме, они отняли у него большую половину жизни, стремясь отобрать и ее остаток.
Но там он научился мыслить. Старик Хануахет, тебе возносил слова благодарности твой тридцатитрехлетний ученик Амонхотеп. Фараон считал учителя мертвым, но, вспоминая о нем, всегда видел перед собой подвижное лицо, изборожденное морщинами, живые проницательные глаза.
– «Благородные и славные люди
Тоже погребены в своих пирамидах, – читал Амонхотеп. -
Они строили дома -
Не сохранилось даже место, где они стояли,
Смотри, что случилось с ними.
А что с гробницами?
Стены обрушились,
Не сохранилось даже место, где они стояли,
Словно никогда их и не было.
Никто еще не приходил оттуда,
Чтоб рассказать, что там,
И наши сердца успокоить,
Пока мы сами не достигли места,
Куда они удалились…»
И тут неожиданно для себя фараон понял, что «Песнь арфиста» не прославляет загробную жизнь, а скорбит по утраченным людям, по земной жизни, ускользнувшей и пропавшей в прошлом. Удивительные чистые и светлые слова лились со свитка. Кто мог написать это в ту пору, когда жречество неусыпно следило за незыблемым соблюдением божественных правил? Амонхотеп вспомнил глаза Тотмия. В них горел тот же чистый, ясный свет, который сейчас так и струился со свитка прямо в сердце фараона.
Повелитель невольно подумал о «Книге мертвых», мудрой и древней, которая рассказывала о том, что делать после жизни. Но где же та книга, которая посоветует, как строить бренную, тленную земную жизнь? Много ли нужно мертвым? Неужели погребенным в мастабах хуже живется в загробном мире, чем тем, что спят в гигантских пирамидах и роскошных заупокойных храмах? Отец Амонхотепа IV выстроил себе великолепную гробницу в мертвом городе Ипет-Ресе, украсив ее вход двумя гигантскими статуями. Зачем ему это теперь, когда он занят общением с богами, ему подобными? Традиции заставляют властителей отражать свое богатство и могущество в величественном облике усыпальниц и тем увековечивать идею власти. Но не видел в этом смысла фараон Амонхотеп IV, как не понимал назначения у статуй взгляда, обращенного в вечность, скульптор Тотмий.