Бесплодная смоковница (Миронова) - страница 28

– Откуда знаешь?

– Да у тебя на лице все написано, – вздохнул он и вновь обратил свой взор к темноте.

– Что, опять кого-то слышишь? – поинтересовался я.

– Сейчас молчит. Но нас тут все еще трое, – сообщил он.

– А я могу его увидеть?

– Ты его и так видишь, – сказал Йеошуа, – просто не замечаешь. Так что отдыхай.

Я опустился на песок и сразу уснул. Он разбудил меня, когда стало светло. Сказал, что солнце скоро поднимется, а нас обоих ждет еще длинный путь. Прежде, чем попрощаться, спросил, куда я направляюсь.

– Одному Богу известно! – признался я, а он посмеялся. – А ты?

– Слышал про пророка по имени Йоханан, хочу встретить его.

– Он не пророк.

– Почему?

– О-О-ОЙ! КАК БЫ ПОМЯГЧЕ-ТО ВЫРАЗИТЬСЯ, А? Чушь городит, по-моему.

– А я слышал о нем много хорошего…

– От кого?

– Да так. Несколько добрых знакомых… Те, в ком я не сомневаюсь. Может, он просто не по твою душу?

– Может, – согласился я, хотя про себя остался уверен, что воистину раскусил крестителя-обманщика.

Мы попрощались и разошлись, а издалека он окликнул меня:

– Эй!

– Чего?

– Не знаю, запомнит ли тебя мировая история, но я буду помнить тебя. Я тебе обещаю.

– Ну, спасибо… И я тебя… тоже…

Он кивнул, и мы разошлись. Больше я его никогда в своей жизни не видел.

5. Провал в объяснении

ЙЕР (перевернутая, но перевернутая и прямая совпадают)

Странным было то утро, когда мы расстались. Я ощущал все по-другому: то ли воздух изменился, то ли я. За спиной был будто бы белый лист: в моем сейчас выцвело прошедшее. И дело даже не в провале памяти, а в том, что я перестал ощущать вчера своей современной реальностью. Будто бы прервалась преемственность времен, повисла в воздухе цепь двумя более не связанными, потерявшими друг друга концами. Пустота… как много у нее оттенков, как много стоит з- а этим словом. Скажи «любовь», и все поймут, о чем ты, но каждый свое. Так и с пустотой. Вот ты что подумал?

А я тогда брел и удивлялся. Меня более не вел ветер, не терзали призраки, еще не успело подпалить солнце. Пустота, свобода, похмелье – как ты это назовешь? Бред… ну, можно и бредом.

Я, кажется, когда-то молился Богу, чтобы сбросить нагромождение мыслей о том, чего не существует. Прежде я бежал от ушедшего – я остановился. Прежде я волок в каждое новое мгновение целую суму свитков и книг – теперь поставил их на полку и пошел налегке. Это случилось со мной так просто. Ни с того ни с сего. Без видимых причин, и не объяснишь никому… Я захотел идти к людям и принести им надежду, сообщить добрую весть… Что легкость наступает так скоро, что она может просто взять и, подхватив, вынести тебя наверх, словно потопленную водой ветку. Ты был раб, и вот ты уже царь своей души – без усилий и бессмысленных просьб к кому бы то ни было. Весть была у меня, была во мне. Но едва я норовил рассмотреть ее повнимательнее, пропадала. Никаких прямых взглядов, только боковым зрением такое видится!