Только произнесла девушка, и кто-то дернул за ручку изнутри чулана.
Сестры приросли к полу.
В коридоре стояла такая тишина, что, наверное, было слышно, как кровь с бешеной скоростью бежала по сосудам.
Внезапно шок прошёл, и сестры опрометью кинулись на третий этаж. Пробегая по коридору, обе услышали, что из чулана кто-то вышел.
Забежав в комнату, они бросились на кровать и укрылись с головой одеялом.
Первую ночь в «Фиолетовых кружевах» сестры спали вместе.
Было утро следующего дня. Сестры спустились к завтраку.
Дядя, тётя и Полина уже ждали их.
Девушки поздоровались и уселись за стол. Все было тихо и ровно, пока дядя не начал речь:
– Девочки! – сказал он улыбаясь. – Вчера к нам вечером приехала гостья! Время было позднее, потому не стали тревожить вас, уставших, чтобы познакомить с ней. Поэтому сделаем это прямо сейчас. Прошу любить и жаловать! Моя любимая тётушка Зинаида Никаноровна!
После такой торжественной речи Леся невольно подняла руки, чтобы аплодировать, но вдруг резко опустила, потому что вышла… баба Зита!
– Баба Зита?! – невольно вырвалось у Леси. – Ой, простите! Простите, пожалуйста, я, кажется, вас перепутала с одной… э-э-э милой женщиной…
Леся стыдливо опустила голову, чувствуя на себе удивлённые взгляды сидящих.
Арина тихонько стукнула сестру носком туфель. Впрочем, было поздно. Слова сказаны, но старуха, кажется, виду не подала. Наоборот, она расплылась в широкой улыбке и, подойдя к Лесе совсем близко, почти на ушко шепнула:
– Здесь я Зинаида Никаноровна!
Леся посмотрела на нее взглядом полным раскаяния, а старуха весело подмигнула. И Леся расслабилась: она прощена.
Завтрак продолжился.
Арина мельком подглядывала за бабой Зитой. Ведь про себя она может называть ее, как хочет!
Баба Зита полностью преобразилась.
От образа ополоумевшей старухи не осталось и следа. Правда, вряд ли новый облик говорил о ее уравновешенности. Дух старушенции-чудачки все еще жил в ней, но баба Зита поменяла стиль.
Сегодня на ней не было простыни. Она надела платье и очень красивое.
Её седые длинные волосы стали кричащего оранжево-красного цвета, словно перезревшая морковка; она собрала их в гигантскую очень высокую гулю почти до самого лба, как у балерины!
Редкие ресницы были окрашены тушью в несколько слоев. Они казались такими толстыми и тяжёлыми, что непонятно, как вообще старухе удавалось открывать и закрывать глаза. Щеки баба Зита сильно нарумянила, а губы накрасила ярко-малиновой помадой, причем так усердно, что покрасила заодно и зубы. Это было заметно, когда она улыбалась.