– Черт бы его побрал, кто он.
– И почем билет?
– Мужику вроде тебя вход бесплатный!
Распупин повернул голову, и увидел небольшую группу беседующих интеллигентов, а вернее, их торчащие из дерьма головы.
– То, что нас загнали в текст, в музыку, в поэзию, в кино, очень похоже на то, как Родченко в 30-е годы загнали в собственную квартиру. Как долго мы, кто по природе своей переустроители сущего, будем зависать в этих добровольных камерах, как беспамятные сомнамбулы?
– Вы все правильно говорите. Я вот вообще не понимаю, зачем и по какой причине художник плодит выводок своих объективаций? Ведь в действительности нет необходимости более чем в одной вещи, если она срабатывает, вплоть до того момента, пока она работать не перестает, пока волшебные врата не захлопываются и художник опять не представлен к требованию новой демиургии. Что, теперь сжигать все лишнее? – говорящий окунул свои руки, и затем обтер лицо, и продолжил, – или же невозможно остановиться на одной вещи, поскольку многообразие ветвящихся образов из шкатулки требует последовательного и кропотливого извлечения. Выходит, или – некоторое сакральное воздержание, или – обряд раздаривания-сожжения, при сохранении постоянного внимания к пульсациям и разводам бытия?
– Думаю и то, и другое. Вот возьмем литературу. Литература является тем путем, через который каждый в отдельности узнает свою душу. Но что мы знаем о теле? Ведь наука говорит о теле как телах вообще, а не о каждом теле в его отдельности. Не существует научной литературы, которая выполняла бы функции художественной?
– Я думаю, что это под силу настоящему гению, ибо гений – всегда гений осознанности. Даже если он не хочет осознавать. Но гений не был бы собой, если бы он продуцировал нечто хаотическое.
– Все верно. Ведь каждый дурак сможет живописать горы, а вы попробуйте отразить степь, стремящийся к абсолютной плоскости рельеф.
– Ну это как если бы я собирался подковать блоху, а подковал вселенную?!
– Да, философствующий не требует строгого внимания, но тот, кто оказывается вовлечен в его мышление, должен быть максимально внимателен.
– И тогда самые интересные ходы вижу сторонним обходным случайным глазом.
– Да, все мы незванные гости, нежелаемые дети, неотмирные прохожие, заброшенные в этот мир.
– И смертные. Но смертные не должны быть предограничением живым.
Интеллигенты на мгновение прервались, и Распупин, воспользовавшись моментом, решил все же пойти вовнутрь, не дослушивая их до конца.
– Внутрь-то можно теперь?
– Внутрь нужно! – внезапно зазывала достал из-за пазухи фляжку с непонятной жидкостью и предложил ее Распупину, – на, пей!