Еду навестить мачеху. После смерти отца она живёт с одной из четырёх дочерей. Растит внуков. Сын, которого много лет ждал отец и на руках которого хотел отойти в мир иной, живёт в столице с женой и сыном. На удивление мачеха встретила меня тихо. Даже улыбалась. Постарела. Пили чай. Нет былой нервозности. Нет недовольных взглядов. Голос кажется виноватым. А я всё равно по привычке помалкиваю. Я всегда молчала, в страхе за отца. Её гнев после детей переключался на него. Каждый мой приезд сопровождался сердитыми взглядами и беспричинными окриками на детей. На следующий день с раннего утра она выдвигала на середину прихожей стиральную машину и будила детей. Все должны были быть задействованы в срочной стирке и уборке квартиры. Мои попытки помочь не одобрялись. Категоричный отказ ставил меня в тупик. Виноватая улыбка отца вызывала жалость. Мне хотелось защитить отца, защитить сестрёнок. Но они поспешно включались в суматоху быта, бегали кто с тряпкой, кто с ведром, предупреждая грубоватые указания матери. Отец становился у машинки и выжимал бельё. Мне он не уступал: – Ничего, дочка, я привык, мне не трудно. От слова «привык» становилось горько и обидно.
До сих пор не знаю ответа на многие вопросы. Наверно, тяжело было жить с безногим мужем. Никто и не вспомнит, что инвалидом его сделала война. Какая там война. Вот он, рядом. С костылями. Детей ему родила. Сына, о котором отец мечтал. Что выступать то, высказывать своё мнение? Я уеду, а ему с ней жить. Пусть живут, как сложилось.
Прощаясь, мы впервые в жизни обнялись. Всплакнули.
– Спасибо тебе. Ты была рядом с папой, – неожиданно для себя сказала я.
– Это тебе спасибо, ты никогда не вмешивалась в нашу жизнь. Я не всегда была права. Папа любил тебя больше всех детей.
Это была наша последняя встреча.
Возвращалась вечером. Горы прятались в сумерках. Кое-где высоко горели фонари. Справа огнями уходила вниз долина, упираясь в селения. Громко ржали лошади. Свист кнута направлял табун домой. Перед глазами стоял задумчивый профиль отца. Он часто уходил в себя, любил смотреть вдаль. Что он там видел?! Может себя, скачущего на коне по степи. А может поле далёкой войны, так и не закончившейся для него. Эх, папа.
Той – празднество (каз)
Взрослея, конечно, учишься «отделять зёрна от плевел», и к старости уже имеется определённый запас мудрости. Тем не менее, при любом скоплении людей вспоминается случай из далёкого детства, и возникает тревожное чувство совершающейся несправедливости, болезненный страх за чьи-то рождающиеся душевные раны.