Мама стояла, склонившись над тазом, и намыливала волосы, поэтому даже не сразу услышала, как я вошла. Я шагнула на середину бани и в ужасе застыла: мамино белое тело, вынырнувшее из клубов пара, было сплошь покрыто синяками, уродливый красный рубец, как портупея, пересекал грудь, бёдра пестрели кровоподтёками.
– Мама, – охнула я. – Вот тварь…
Она вздрогнула, встретившись со мной взглядом, и прошипела:
– Тише!
– Посмотри, что он с тобой сделал!
Я почувствовала, что вот-вот разревусь.
– Я не хотела. Он мне отвратителен, – бормотала мама, – но он сказал, что, если я ему откажу, он… возьмётся за вас.
Мама в ужасе прижала ладонь ко рту. Передо мной стояла старая женщина с поникшими плечами, у которой в жизни не было ничего хорошего, только седина в волосах, не отличимая от хлопьев мыльной пены. Я вдруг осознала это и заревела в голос:
– Мы должны уйти!
– Куда? – мама горько улыбнулась.
– Не знаю! Мы не можем жить с ним, с этим старым козлом!
– Нам некуда идти, малыш.
Я со свистом втянула в себя воздух. Горячий пар щипал глаза, мешаясь со слезами.
– Тогда, – сказала я совершенно спокойно, – мы его убьём.
– Нельзя такое говорить, что ты!
Мама мелко затрясла головой. Алюминиевый крестик со стёртой фигурой Христа дрожал на истерзанной груди.
– Можно. Он пытался… два месяца назад. Тебя не было дома.
Мне было жаль маму, но я не могла щадить её. Она со стоном осела на скамью.
– Если ты решишься, я помогу тебе, – сказала я, зачерпнула ковшом холодную воду и умыла лицо.
Ирка оторвалась от тетрадки с формами неправильных глаголов и посмотрела на меня:
– Ты никогда не думала, что папа и мама друг друга разлюбили?
– Это их дело.
Я любила сестру, но, положа руку на сердце, считала её недалекой. Несмотря на то, что я была старше всего на два года, Иркина наивность меня удивляла и раздражала.
– Мне больно от этого, – голубые глаза сестры заблестели. – Все ведь так хорошо было…
«… кроме того, что папа лупцевал маму всё это время», – мысленно добавила я.
– Папа так заботится обо всех нас…
«… пока у тебя не вырастет грудь, как у меня, тогда у него на тебя будут другие планы».
– Знаешь, иногда мне кажется, что я люблю папу даже больше, чем маму… Он более внимательный. И против воли ничего не заставляет делать.
– Заткнись и не мешай мне учиться, – взорвалась я и запустила в сестру тетрадью.
Светлов спивался: раньше ездил за водкой раз в неделю, изредка бывал мертвецки пьян, но в целом мог держать себя в руках, теперь же без очередной стопки становился несносен, кричал и бил кулаком по столу, а после его трясло, как припадочного. В такие минуты говорить с ним могла только Ирка.