Нила…
В воображении вспыхнул образ темноволосой швеи, пленившей меня. Сердце, было, пустилось вскачь, но смогло лишь жалко сжаться.
Простонав, будто под тяжестью тысячи кинжалов, я посмотрел на койку напротив моей, находящуюся на противоположной стороне подземелья.
Как мы сюда попали, я и понятия не имел.
Почему у нас стояли капельницы, были заботливо подоткнуты одеяла, и была оказана первая медицинская помощь ― это казалось совершенной мистикой.
Кто это сделал?
Давно мы здесь?
Сколько прошло времени?
Может это чистилище?
Промежуточный пункт, в котором застревают только худшие из людей, чтобы влачить жалкое существование, неся свою эпитимию.
Мы вероятно мертвы. Или всё же нет?
Свет, дрожащий в углу пещеры, удерживал вампиров склепа на расстоянии, но не давал тепла ― малейшей пощады от древнего холода, проникающего в мои кости из богом забытых катакомб.
Я рассеянно уставился на фигуру человека, укутанного в одеяло. Только он не двигался, не стонал, и вообще не издавал не малейшего звука вот уже несколько часов. Мой дар ― нет, скорее, моё проклятье ― больше не работал.
Здесь со мной был кто-то ещё. Вот только он не думал, не боялся и не умолял.
И как бы мне не хотелось признавать этого, но мой брат… скорее он был мёртв, чем жив… И всё же я должен был попытался вернуть его на эту сторону. Должен был напомнить ему, что я здесь ради него. Ради того, чтобы он не сдавался, даже если бездна так заманчива и так притягательна и жажда соскользнуть в эту пропасть с каждой минутой становилась только сильнее.
― Ты… Ты ж-жив, К-Кес?
Ответа я так и не услышал.
Выдавив эти несколько слов, я впал в прострацию, которая продлилась бог знает сколько времени. Безразличие укрыло своим тёплым одеялом, и я погрузился в сон, плавно перетекающий в ночной кошмар, который в свою очередь сменял полнейший бред.
Вот я несусь через лес на Вингсе.
И вдруг я уже в этой злосчастной комнате причиняю боль Жасмин, чтобы исправить себя.
Потом я уже занимаюсь любовью с Нилой, погружаясь в её горячее тело.
И вот я уже убегаю из Хоукскриджа, дрожа от холода, и мне четырнадцать.
С каждым часом я становился всё слабее. С каждым часом всё больше погружался в вязкую темноту забвения.
И если бы не страх за Нилу, которую оставил в том гнусном мире, который же и помог создать, я просто сдался бы и исчез.
Ох, как же я хотел исчезнуть.
Я хотел освободиться от страданий.
Укрыться от этой муки.
Я не был силён для этой пытки.
Но неважно, насколько обжигающей стала боль. В каком бы бреду я не находился, я не мог умереть.
Я отказывался, твою мать, покидать этот мир.