В общем, я стрельнул из этого игрушечного пистолетика… Хорошо, что Сашка успел зажмуриться. Что было в моей голове?.. Я думал, что я один, и что нужно бороться за хорошую жизнь. Поэтому и… Да.
Когда я понял, что Сашка жив, то сразу же решил, что он сейчас разревётся и родителям всё расскажет. «Вот, мол, я с ним поделился, а он что сделал!» Но ничего такого не было. Только две слезинки упали: больно. Пулька в веко попало, а он и звуку не подал. Посмотрел на меня, растерянного, злого, подошёл и обнял. «Выброси его», говорит, «это плохая игрушка»… Я стою, ничего не понимаю: всё же не так должно было быть!.. Извинился через силу, а он мне опять: «Я не сержусь, Гоша». И к родителям побежал…
Гошин голос немного дрожал, но смотрел он светло, даже как-то вдохновенно. Внезапно улыбнулся:
– Я тогда увидел, как ошибался. Я был не один, совсем не один, если тот, из-за кого я «жил плохо», оказался на моей стороне. Сашка понял меня и простил, простил и обнял! Он меня изменил, Сёма, и в ту минуту я осознал, зачем я должен жить. Зачем все должны жить. Мы… добро должны нести! Мы должны понимать и прощать, потому что мы все одинаковые. Просто выбираем разное, потому что растём по-разному! Я начинаю путаться, эх… Но я вот что понял тогда: мы… М-м-м… Всё, что с нами происходит, происходит не просто так. Может, я глупо говорю, но я в этом теперь уверен.
Гоша замолк и отпил из своей чашки. Апатов изумлённо смотрел на него, подпирая голову рукой и усмехаясь, и вдруг сказал:
– А что, Гоша, я даже согласен с тобой! Оно, может, и глупо звучит, но хорошо. В этом есть какой-то… альтруизм, что ли? Правда, Паше такая идея точно не понравится. Слишком сильно религией отдаёт, а у него на это аллергия…
– В этом и проблема, Сёма. Если бы он просто был далёк от религии… Но я ведь не просто так всё это тебе рассказал. Нам спасти его надо… Спасти Пашу.
– От чего?
– От ошибки. А то он тоже, может быть, выстрелит…
Апатову чудовищно не везло с Катей. Он писал в дневнике: «Прошла неделя самых холодных отношений во всей моей жизни. Не стыжусь пафоса. Катя не то, что не говорит со мной – мы перестали встречаться взглядами, и она как будто меня избегает. Очень хочу встретиться и всё ей прямо изложить».
Но через пару дней решимость Апатова иссякла, и изложить прямо не получилось. Вместо этого появилась ещё одна запись в дневнике: «Говорят, мы все любим образ. Что ж, я, возможно, согласен с таким заявлением. Наверное, это всё глупости, и Катя мне не нужна. Да и Паша вроде бы прав: себя я люблю, и никого другого. Хотя на днях он мне сказал, что я трус… Впрочем, он и тут прав. Только я не отказа Катиного боюсь. Я, скорее, боюсь взаимности. Чёрт возьми, я же ничего в этом не смыслю! Что я буду делать, если Катя не пошлёт меня куда подальше?