Да-а… Наверное, перечитаю года через три и посмеюсь: какой же дурак. Но любовь… Это всё на словах понятно, а что на деле получится – большой вопрос. Да и нужен ли я ей такой? Она же видит, что я просто мальчик, что я не знаю ничего. То есть вообще ничего! Вот оно, моё испытание, про которое Гоша недавно говорил. Если и есть вещь, которая со мной произошла не случайно, то это – золотая клетка. Прямо как у Паши. Хотя у него клетка была покрепче, пожалуй».
Апатов боялся. Ему хотелось, чтобы его просто любили – без всякой ответственности и без всякой работы над собой, просто, беззаветно и идеально. И в то же время он не хотел подвести Катю. Нужно было стать достойным: то ли по-рыцарски, то ли исходя из чистой логики. «Но ведь засмеют, гады, если начну везде за ней тащиться…»,– думалось Сёме.– «Да и не хочется, честно говоря. Не мой это путь». Так и решил, что ничего не будет делать: сложится, так сложится, а не сложится – плевать.
Но всё-таки поглядывал Апатов на Катю. И всегда и везде встречал другой взгляд – добрый, даже восхищённый, однако другой. Галя смотрела. И каждый раз Сёма в злобе отворачивался, пока как-то раз не понял: «Да я ведь такая же Катя… Влюбил по глупости, а теперь морду ворочу. Нет, нельзя так – аккуратнее надо быть, злее и холоднее. Чтобы даже повода не давать…» Поделился этим с Пашей. Тот согласился: правильно, мол, решил, но «дело тут не в чужих чувствах».
– Неужели тебе интересно, как там страдает какая-то сучка? – говорил Глевский.– Если ты не уверен, я раскрою секрет: тебе плевать на неё настолько же, насколько Кате плевать на тебя. Главное, чтобы никто не надоедал своей… с позволения сказать, любовью.
Поэтому молодец! Хвалю за решение. Начинаешь, друг мой, мыслить верно, хотя сбиваешься иногда… Пока.
Только после этих слов Апатов вспомнил свой разговор с Гошей. Глевского-то надо было спасать.
…
Одним обыкновенным вечером Сёме позвонили. Он снял трубку и услышал знакомый низкий голос:
– Добрый день, достопочтенный господин! У меня новость.
– Добрый, Паша. Что за новость? – отвечал наш герой.
– Приходи сегодня ко мне, и сам всё услышишь. Буду ждать тебя часов в девять.
Короткие гудки. Апатов пожал плечами. Однако к девяти часам собрался и пошёл.
На улице заканчивалась осень: это был дождливый, ещё бесснежный ноябрь с голыми деревьями, мутными лужами и щемящей, непонятной тоской. В такое время что-то давит на людей. То ли сожаление о прошедшем, то ли боязнь за будущее. И всё-таки приятно бывает погулять в ноябре: сначала немного погрустишь, подумаешь о жизни, а потом соберёшь волю в кулак и даже усмехнёшься себе. Чего это раскис?