– Нет, казахи никогда не хотели и не хотят забыть свой язык и слиться с другими народами. Просто создали такие условия, вынуждающие наш народ изучать в первую очередь чужой язык!
– Да ладно, не нужно слишком драматизировать. Почти все народы СССР уже отходят от своего языка, русеют. Вон, мои дети уже почти не знают по-польски ни слова! Обидно, но что поделаешь!
– Послушай, Зигмунд Збигневич, у тебя есть целая Польша! Родина всех поляков, хранилище языка, культуры польской нации! А у меня кроме Казахстана ничего нет! Ты понимаешь это?!
Никогда не думал, что выступлю с таким политическим заявлением в райкоме партии, в кабинете секретаря по идеологии. Ну, довели! Когда вопрос стоял о жизни и смерти родного языка, а значит, всей нации, наверное, каждый казах думал и переживал как я.
Разговор принес пользу. Зигзаг почти полушепотом сказал мне, что еще не все потеряно. Если до начала учебного года, за две недели, в первый класс наберут семерых, а в остальные существующие классы дополнительно по нескольку учеников, по закону никто не посмеет закрыть школу.
– Так что действуйте, Асеке! Только тихо, а я обещаю поддержку!
И мы начали искать и собирать детишек.
Обратились к родственникам, знакомым, живущим в совхозах, где были казахские школы, попросили отправлять своих детей в Степняк, в интернат, чтобы заполнить пустующие парты во всех классах. Нашлись все-таки казахи, которые беспокоились о будущем нации, и отправляли своих детей в единственную в районе среднюю казахскую школу имени Абая.
Но беда была в том, что во многих казахских аулах, совхозах не было казахской школы! В ауле Кенащи, где жил мой сын, герой-коневод Кабдош, почти девяносто процентов населения были казахи, но школа была русская. Все десять детей Кабдоша и Мариям учились по-русски. В ауле Бирсуат, центре совхоза «Восточный», где жила моя старшая дочь Майке, школа была тоже на русском. Восемь ее детей тоже учились по-русски. Представьте себе, дети до семи лет росли в казахской семье, говорили по-казахски, а затем началась для них совсем другая жизнь. Надо сказать, что они все-таки сохранили свой родной язык, но большинство только на разговорном уровне. И это было драмой, которая неумолимо перерастала в общенациональную трагедию. Все мои дети в свое время учились по-казахски, но уже внуки и правнуки разделились – многие из них ходили в русские школы, поскольку в тех местах, где они жили, попросту не было казахской школы. И я, их дед и прадед, глава рода, не мог ничего поделать с таким положением вещей. Единственное, что было в моих силах, постоянно говорил с ними на родном языке, рассказывал о культуре, истории и традициях. Мои потомки знали родной язык, правда, некоторые только тоже на разговорном уровне.