Акула в черном небе (Федюшин) - страница 23

Я опять бежал, рвал свое изнемогающее тело через холодный воздух, но ритуал повторился снова. Это была центрифуга, полая внутри серая сфера, из которой не было выхода. И, когда я в третий, а может, и в четвертый раз, выбегая из перехода, обнаружил себя на прежнем месте, мне показалось, что я сейчас повалюсь с ног и больше никогда не поднимусь… Но я побежал дальше.

Пробежав мимо бомжа с коляской, я замедлился и оглянулся. Он стоял и, обернувшись, смотрел мне вслед.

Вдруг он возник прямо передо мной. Я застыл. Правая сторона его лица была в порядке, но левая – от носа и до затылка – полностью разодранная и кровоточащая, словно его терли лицом об асфальт. Бомж пристально смотрел на меня. Тут он схватил и разорвал черный пакет, открыв моему взору кровавое месиво. И он заорал:

– Посмотри, что ты наделал!

Я рухнул на тротуар с диким исступленным воплем. Потому что я знал, с самого первого раза, как увидел этого бомжа, знал, что будет в черном кульке. Знал, что в этом кровавом месиве лежит труп ребенка.


Я был в холодном темном помещении и метался в агонии. Бился головой о каменный пол, о грубые стены. Вокруг оглушительно гремел и лязгал металл. Доносился рев мотора и надсадные крики.

Неожиданно я обнаружил себя, сидящим на стуле со связанными сзади руками. Передо мной был бомж с окровавленным лицом.

– Ах ты ублюдок! – орал он истерическим голосом и метался из стороны в сторону. – Ты убил моего ребенка! Я тебя уничтожу, испепелю!

Из его рта брызгала слюна вперемешку с кровью.


О Боже, у меня было ощущение, будто меня прибивают гвоздями к полу. Будто мое сознание болезненно отрывается от тела и летит куда-то в сторону. Будто с меня слазит кожа, оголяя кровоточащее мясо.

Меня разрывало и швыряло из стороны в сторону. Я царапался в стены, в пол и в потолок, пытаясь выбраться из своей черной клетки.

На меня обрушивался невероятный шквал звуков. Грохот металла, рев мотора и такие громкие истошные вопли, что, казалось, орут все люди на Земле. Казалось, от этих криков звезды превратятся в пыль.

Я бился в агонии в черной клетке и Вселенная перестала существовать.

11

Я открыл глаза и резко сел на постели. В окно струился мягкий солнечный свет. Мой взгляд упал на свернутый вчетверо листок, лежащий на прикроватной тумбочке. Я опустил ноги в тапочки, встал и взял его в руки. Страха уже не было. Я развернул листок и начал читать.

«Мой дорогой брат. Пишу тебе это письмо, потому что боюсь сказать тебе все в лицо. Не то, чтобы боюсь, просто не хватает моральных сил. Я устал, очень устал от такой жизни. Мне приходится много работать и моя жена постоянно жалуется, что я уделяю мало внимания ей и детям. Говорит, что последний наш веселый выходной был уже очень давно и это так, потому что почти каждый выходной я езжу к тебе. Я сижу у тебя всего пару часов, но, когда возвращаюсь домой, состояние у меня совсем не ахти. Оля говорит, что, если бы это имело толк, то она бы слова не сказала, но ведь все бесполезно, ты уже несколько лет не идешь на поправку. Я устал надеяться, что ты выздоровеешь. Умоляю, прости меня, но это съедает мою жизнь и чем чаще я к тебе езжу, тем мне становится хуже.