С ответственностью за весь свой вид, которая давила непомерной тяжестью, Иса остановилась возле своего господина. Вот он. Долгожданный момент отмщения. Ей развязали руки, позволяя нанести последний удар и подтвердить своё положение, отомстить за Таноса вместо Итона, который ещё слишком слаб для реванша. Но при виде Элиаса, волосы которого — когда-то чернильно-чёрные — подёрнулись серебром, решимость Айседоры ослабла. Она прикасалась к этим волосам. Запускала в них пальцы и сжимала, пока Элиас вбивался в неё, шепча о желании жить и умереть, не покидая её. Воспоминания усложняли намеченную задачу.
«В чём дело, моя Иса? — В её сознание вторгся Диомед. — Скажи, что тебе нужно».
На какую-то долю секунды Айседора задумалась, а потом потянулась к руке Элиаса, той, где был сломанный палец. Она сжала раздробленную фалангу, и Элиас вскрикнул от боли. Затем повернулась к своему старейшине со злобной ухмылкой.
— Хочу то, что у него осталось. Время, — прошипела она и стиснула ладонь сильнее.
Серебристые глаза Элиаса сверкнули. В глубоко тлевшем огне читались презрение, похоть и… что-то ещё, невозможно было понять.
— Мне нужно время, чтобы рвать его, мучить и пытать. Как он делал это со мной.
Просиявший от гордости Диомед спросил:
— А потом?
Одобрение вампиров с трибун наполнило Ису силой и желанием пить кровь, трахать и убивать. Она облизала губы.
— А потом я нанесу последний удар. — С этими словами она притянула Элиаса ближе, сжав в кулаке другой руки его рубашку, и проговорила: — Когда я с тобой закончу, ты пожалеешь, что не умер раньше.
С упрямством, которое по мнению Исы было вызвано заблуждением и неразумной решимостью, Элиас ответил:
— Возможно. Но я не умру.
Сдерживая кипевшую внутри ярость, Айседора наклонилась к его уху и медленно лизнула упругую раковину. Солёный вкус ударил по рецепторам, и вампирессе пришлось напомнить себе о своей цели.
— Вряд ли смогу когда-нибудь понять причины твоей жестокости. Но кое-что знаю точно — я не смогу тебе помочь. Ты умрёшь. И за что?
Элиас повернул лицо, и Айседора удивлённо приоткрыла рот — в его глазах светилась глубокая неприкрытая любовь.
— За любовь не к той женщине.
На последних словах Иса испытала такой же шок, что и Элиас, судя по его лицу. И не задумываясь больше ни на секунду, она вместе с пленником исчезла из зала.
Парис сидел у дальней стены камеры на узкой скамье. Он больно прикусил кожицу возле ногтя большого пальца и выругался, убрал руку ото рта и засунул её под ногу, не переставая нервно стучать пяткой по полу.
С момента, когда увели Элиаса, казалось, прошла целая вечность. Хотя это могли быть и игры разума. Как бы там ни было, но Парис был уверен, что ещё немного и сойдёт с ума.