- Угу. Пиявки взлетают клиньями... - у него было как будто неважное настроение.
Я помогал Берсу тащить сумки с аппаратурой, Зюзель срывал и посасывал какие-то степные кавказские травинки, углубляя, видать, концепцию своей "Внутренней Ичкерии". Проводник в каске пару раз стрельнул у нас сигарет, но общаться не хотел, да мы и не настаивали. На середине лётного поля нас догнал знакомый полковник на военном грузовике. Он обозвал нашего провожатого придурком, погрузил нас к себе в грузовик, и через минуту мы уже лицезрели предназначенную нам небесами и русским воинством винтокрылую машину.
Ми-8, кажется. Вполне большой - по крайней мере, нас и других пассажиров, в основном офицеров, вроде полковника, в него влезла добрая дюжина. Хотя, конечно, не сто человек. А где-то ведь есть вертолёты, в которые и танк может поместиться. Но наш скорее напоминал троллейбус старых советских времён, округлый, с хвостом и пропеллером.
Мы загрузились, дверцу закрыли, заработал мощный вертолётный мотор.
- Поехали! - сказал Берс.
Раза четыре нас бросило вправо и влево, а потом неким образом сфокусировало и куда-то резво понесло. Круговерть винта через иллюминатор смотрелась эфимерным энергополем, испытания с которым ещё только планирует начать нашенское министерство обороны
Я оглядел попутчиков - русских офицеров. Наверное, любые государственные солдаты - грустное зрелище. Непонятно, чем они живут. Боевой муравей вылупляется цельным и настроенным на свершения. Эти же штабные вояки символизировали скорее тоску о завершении эпохи наций-государств, с их гигантскими пирамидами насилия, где можно было отсидеться в бюрократических закутках, прикрывшись смекалкой или родственными связями. По-настоящему добрый художник, может быть, и увидел бы в каждом из них потенциал красивой героической смерти - но я видел лишь усталых животных на скотобойне.
Наш полковник - единственный, кто среди них был похож на энергичного человека. Думаю, это было связано с тем, что похороны матери пока не совсем заретушировались в его сознании. Он мог оставаться таким ещё несколько недель. А может быть, по роду службы он просто был ближе к трупам и страданиям, чем его коллеги, и потому умел больше ценить красивую простоту жизни? Когда вертолёт закладывал какой-нибудь вираж - он матерился, перекрикивая шум винтов, и кулаком стучал в стену кабины пилотов.
- Граница!!! - заорал он где-то на десятой минуте полёта, тыча в иллюминатор рядом с собой.
Никакой границы там не было - только типичный летний кавказский пейзаж.
На небе вдруг появились две радуги, вокруг солнца, и я сразу же их увидел в грязное стекло иллюминатора - в которое до того рассматривал верхушки деревьев, под густой листвой которых не был виден ни один террорист.