Было почти уютно. Я, как зайчик:-), лежал на своей койке и читал. Вечер был на редкость тихий для нашей общаги. Я читал. И параллельно, независимо от книги, начал ощущать, что может быть как-нить всё наладится… золотой теплый свет стал просачиваться откуда-то издалека.
Раздался стук в дверь.
— да! — крикнул я, не вставая.
Дверь приоткрылась.
— Можно войти?
И она вошла.
С запахом беды. С запахом этих её змеиных духов. И сразу — ко мне. Лежащему. Как-то так нависла над, что разговор пришлось начать лёжа. Не совсем ловко было вставать.
Яйца перекатывались под трико.
Она именно туда и уставилась своими очками.
Но я встал. Непрерывно «выкая», она понесла изощрённую филологическую хуйню. Типа: она узнала, что тема моего курсовика очень созвучна теме её диплома. Она часто сглатывала с тихим причмокивающим звуком. Как если б у неё пересыхало во рту. Или очень хотелось есть. Она специализировалась на… угадайте с трёх раз!
Правильно! на Достоевском.
Я же до момента встречи с Тианой изучал проблемы бессознательного в творчестве Достоевского.
Хи-хи! А именно — проблемы двойничества. После знакомства с Тианой я навсегда разлюбил Достоевского и все бессознательные проблемы. В её речи была пепельная мгла. Больной сумрак больниц. Край жизни. Навсегда. Меня передёргивало — я сам был не так давно оттуда.
И не хотел обратно.
Ни-за-что!!
Я разговаривал с ней издалека — из-за забора. Но пришли мои однокомнатники, к тому же нам обоим хотелось курить.
Мы вышли в коридор. К окну в торце.
Курили.
Дистанция сократилась — до вытянутой руки. Её мертвые голодные глаза теперь не отрывались от моего лица.
— Я так давно-оуу ни с кем не целовалась! — вдруг сказала она. С полустоном. Причмокнув. Я смотрел на её лицо. На её серую больную кожу, в крупных порах, замазанных крем-пудрой. И мне хотелось ударить её в грудь. Вместо этого я сказал, что мне тоже типа несладко — человека, которого я люблю, я не смогу поцеловать ни при каких обстоятельствах. Я не знал точно, кого имею ввиду: таких человеков для меня в ту пору было минимум двое. Но это было правдой. Ох, какой это было правдой! Она придвинулась ещё ближе и стала уговаривать поехать с ней.
Она говорила громко. Я был уверен, что ребята из соседней комнаты всё слышат. В полуметре от их дверей мы зависали уже битый час. Последние полчаса они заинтересованно шастали туда-сюда. Мне было стыдно. Глубокая волна раздражения нарастала внизу меня… Мне было стыдно, что меня снимает такая отвратительная женщина. Я хотел быстрее с этим покончить. Не хотел свидетелей.
Я поехал с ней.