— Я же тебе объяснил. Я тебе не подхожу.
— И все же ты здесь. Снова. У нас тут намек на амбивалентность>2.
Выражение его лица мрачнеет.
— Любишь немного поспорить?
— Я учусь на адвоката. Это хорошая практика. — Дабы это доказать, я продолжаю спор. — Для человека, который не терпит даже свитера, ты лжешь самому себе.
— Хотеть тебя и брать тебя — это две разные вещи, — резко заявляет он.
Брать тебя. От этих слов у меня перехватывает дыхание.
Но после глубокого вдоха практичная сторона моей личности решает сделать публичное заявление о том, что, как бы ни мучила его жажда, я не могу заставить его пить. Если он решил, что эта странная, опьяняющая химия между нами не нужна, так тому и быть.
Я не гоняюсь за мужчинами. Это недостойно.
Кроме того, в какой-то момент будущего, когда обезболивающие и вероятный посттравматический синдром исчезнут, меня охватит ужас, когда я пойму, что он убил троих мужчин, чьи тела таинственным образом пропали.
Я снова обращаю свое внимание на шершавые простыни.
— Дай мне минуту переодеться, пожалуйста, — тихо прошу я.
— Одеться?
— Я же сказала, что хочу вернуться домой.
— Считаю, тебе лучше остаться здесь до завтра.
Его тон тверд, но он мне не хозяин. Меня не волнует, что остальные преклоняются перед ним.
— Нет, не хочу.
— Решать не тебе.
На долгое, неловкое мгновение воцаряется тишина. Интересно, когда в последний раз кто-то бросал ему вызов, если вообще бросал?
Он все-таки встает и застегивает пальто.
— Это для твоего же блага.
Не оглядываясь, он выходит из комнаты и закрывает за собой дверь.
Тяжело вздохнув, я рассматриваю иглу, что воткнута в тыльную сторону моей руки. Кожа вокруг нее черно-синяя и болит, когда я к ней прикасаюсь. Я осторожно отлепляю пластырь, удерживающую пластиковую трубку на катетере, и делаю глубокий вдох.
На счет «три» выдергиваю иглу.
Небольшой щипок, появление капельки крови и все. Отбрасываю катетер в сторону и свешиваю ноги с кровати.
Встав с кровати, тихо стону. Волны боли расходятся от моих ребер, куда меня пнули. От этого колющего чувства приходиться стискивать зубы. Через мгновение боль затупляется, превращаясь в терпимую пульсацию. Я шаркаю по холодному линолеуму к шкафу рядом с ванной комнатой, где, как я предполагаю, находится моя одежда.
Когда я открываю дверцы шкафа, то с ужасом обнаруживаю, что там висят мои любимые джинсы, черное шерстяное пальто и черный кашемировый свитер, которые я надеваю только по праздникам. Также там мои ботинки, черные кожаные туфли на низком каблуке, носки и нижнее белье, которое висит на другой вешалке в прозрачном пластиковом пакете.