Лайр вёл сам. Давя гусеницами траву, дождь, желание выпустить когти и разорвать мягкий живот жертвы, выпустить наружу сумрак и гниль. Отправить суть к Наблюдателям. А потом ждать — сколько? Пятьдесят, сто лет, сто веков? Тот момент, когда вернут Великие ему его пару — новую, очищенную и возрожденную. Желающую только его. Принадлежащую только ему. Верную. Послушную.
Можно сделать и так. Но, точно зная, что сделай он так — вернётся она такой и… Никогда не затмит собой ЭТУ — заплёванную, залапанную дочь региона, в остатках блёсток и гари красных фонарей, с червоточинкой в душе и мутью в темно — голубых глазах.
Единственную. Одну.
— У нас ничего не было, Рэндар. — уронила фразу, будто выплюнула — Не думай.
Кивнул:
— Я знаю. Такие вещи я вижу.
С кем не было? Знает ли про Фретча?
…Пинком ноги открыв дверь, унёс в спальню на руках. Раздевал, молча глядя в глаза, только и сказал, что:
— Хочу тебя.
У неё из горла рвалось: Я ТОЖЕ! Иначе ни за что не позволила увезти, лучше зарезалась бы сама, распорола себе глотку клинком… Раз здесь, значит, тоже хочу! Значит, тоже могу гореть, как ты. Тоже больна, тоже зависима… Сдохну, сгнию без тебя, Огненный…
Хотелось взвыть от радости, когда горячие руки почувствовала на своих бёдрах. Закусила губы, желая скрыть.
— Поцелуй меня, Рэндар… Так, как ты умеешь.
Он развёл худенькие бёдра, долго целовал между ними, не отрываясь от пахнущей ванилью влаги. Разведя тугие гладкие губки, захватил пальцами розовый клитор. Девочка свела бедра, сгребла руками простыни. Крикнула резко и коротко.
— Рэндар! Ещё!
Оторвался, погрузил палец внутрь, прямо в малиновую влагу.
— Скажи, что ты моя, Аталина.
— Твоя!
Двинул пальцем, добавляя ещё один. Сжав бедро девушки, оставил синяки. Продолжил ласкать внутри. Придавив собой пластичное, тренированное тело, лёг сверху. Впился губами в её губы, жёстко раскрыл, встретив языком тёплый язычок. Не давая свести бёдра вместе, нашёл головкой влажный вход и ударил резко. Оказавшись внутри, зарычал.
— Скажи, что моя. Быстро! Смотри на меня…
Запустив пальцы в волосы, прижал голову Аталины к подушке, заставил смотреть в расплавленные глаза.
— Смотри, чья ты? Говори: " Твоя, Рэндар! "
— Твоя!!! Возьми меня! Сильнее!
Он двигался в ней так, будто стремился разорвать на две половины, вместив всю боль и злость в эти движения.
И, когда тело Аталины распростерлось под ним, а после выгнулось дугой, он прижал его к постели.
Выпустив два тонких ядовитых клыка, легонько впился в плечо, ближе к шее. Жизнь пары билась близко, в одной из сонных артерий. Он видел её веселые переливы, мог прекратить их одним движением, но вместо этого пожелал продлить.