Поэзия Гёльдерлина изобилует образами языческих божеств и соответствующей стилистикой, но Жирар различал под этим внешним слоем иной паттерн: «Мне кажется, он, напротив, боится того возвращения к язычеству, которым так вдохновлялся классицизм той эпохи. Он разрывался между отсутствием божественного и его роковой близостью… Гёльдерлиновский дух колеблется между ностальгией и ужасом, вопрошанием опустевших отныне небес и прыжком в вулкан»451. Но Жирар уверял, что эти боги исчезли не сами собой, а из-за дестабилизации архаического строя с его жертвоприношениями и механизмами виктимизации452.
Но Гёльдерлин ненадолго застрял в ловушке, которую сам же себе и расставил, так как Жирар уверяет: «Его постоянные возвращения и неизбывная печаль свидетельствуют о чем-то более возвышенном и прозрачном»453.
Гёльдерлин обратился к Христу как к «единственному» и постепенно удалился от мира – совсем как удалился Христос, чтобы воссесть одесную Бога-Отца:
Тих Его знак
На громогласном небе. Некто стоит под ним
Всю свою жизнь. Ибо живет еще Христос
454.
В слове «боги» прописная «Б» начала вытеснять строчную. Ученые без конца теоретизируют о том, кому присягал на верность Гёльдерлин, о его нестандартном христианстве, его языческих томлениях. Жан-Люк Марион, феноменолог, теолог, в прошлом ученик Жака Деррида, вопрошал: «Почему бы не допустить, что Гёльдерлин способен научить нас большему относительно христианства, чем та идея христианства, которую мы образовали в себе? И наоборот, почему бы не допустить, что христианская тайна способна научить нас большему относительно Гёльдерлина, чем наша полемическая убежденность?» Марион подразумевал «явные» исповедания христианской веры в нескольких письмах Гёльдерлина, а также его «удивительное заявление», которое передает Вильгельм Вайблингер: «Я вот-вот сделаюсь католиком»455. Из уст человека типа Гёльдерлина – кого-то, кто учился в протестантской семинарии и тяготел к пиетизму, – заявление удивительное.
Христос – выход из замкнутого круга, стрелка, указывающая вверх, а не на нескончаемый кольцевой маршрут, но этот путь пролегает через молчание и самоотдаление. Финальная догадка Жирара была теологическим истолкованием: «В отношение с божественным можно войти только при наличии дистанции с ним; для этого нам нужен Посредник, и этот Посредник – Иисус Христос»456. «Нам следует подражать не Отцу, а Сыну – и вместе с ним кануть в забвение; это испытание, через которое нужно пройти»457. Только «позитивное» подражание, заключил он, позволяет нам держать правильную дистанцию между собой и божественным. «Подражать Христу – значит делать все возможное для того, чтобы не дать никому подражать себе, – написал он. – Подражать Христу – значит не дать развиться никакому соперничеству, представить божество как Отца и установить с ним дистанцию»