«Когда-нибудь мы пойдем туда вместе». Он произнес эти слова не вопросительным тоном, а твердо, словно приказ, пристально глядя мне в глаза. Да что там – таким тоном, будто от Дворца нас отделяет пара кварталов, а не вся ширь континента и целый океан, и он обрадовался, когда я кротко согласилась. И в определенном смысле его слова сбылись, когда я наконец-то поехала туда зимой, под дождем – в сезон, когда дует мистраль. В этом путешествии я на каждом шагу ощущала присутствие Жирара: в городе, который выстоял на протяжении столетий, где Папский дворец стоит в кольце укреплений, словно защищенная со всех сторон шахматная фигура. Я ощущала присутствие Жирара, даже когда, покидая Авиньон, катила на серебристом «ситроене» вдоль крепостных валов по современной автостраде, обнимающей город.
Постскриптум
Протянем друг другу руки
Никакая философская мысль не сможет руководить переходом к любви.
Рене Жирар
Рене Жирар не пацифист. Вот какой отзыв я получила от первого читателя этой книги – моего друга Пола Каринджеллы, долго проработавшего в Стэнфорде приглашенным научным сотрудником. Каринджелла наскоро черкнул записку с поправками к раннему, черновому варианту моей рукописи: подумал, что она может натолкнуть читателей на ошибочный вывод, что Жирар – пацифист.
Я описывала Жирара не вполне в таких терминах, но, едва ко мне возникли вопросы, поняла, что исходила из кое-каких теоретических допущений. Если учесть, что Жирар делал упор на отказ от насилия и предупреждал об «устремлении к крайности», логично предположить, что он должен был ратовать за разоружение и пацифизм. Да и можно ли одобрять хоть малейшую причастность к бедствиям войны, неизбежным зверствам и несправедливостям, разрушению городов, «сопутствующим потерям» (то есть смертям среди гражданского населения, втянутого в водоворот массовой бойни), а впоследствии к установлению мира, который все равно окажется временным и нестабильным? «Рене – вне каких бы то ни было -измов. Не такой он человек, – пояснил позднее Пол. – Людей его масштаба не стоит втискивать в подобные категории».
Пол, разумеется, был прав: Жирара невозможно относить к категориям «противник войны» или «пацифист»; и все же его позиция по этому вопросу была неожиданной, как и по многим другим, а вдобавок слегка уклончивой. Я не нашла у него однозначных высказываний ни в поддержку войны, ни против. И все же выяснила, что в марте 1979 года он участвовал в круглом столе на тему ненасильственных политических действий вместе с четырьмя активистами Движения за ненасильственную альтернативу. Коллега Жирара и специалист по политической философии Поль Дюмушель изложил свои претензии к этой дискуссии в опубликованной в «Esprit» статье 1981 года