Даже когда выросли, все равно приходили с беспокойством посмотреть, как справляются «наши утки». Для нас, как и для маленьких утят, это было праздник. Первый, учрежденный нами самими — мы с Эрвином договорились об этом давным-давно и даже родителям об этом не рассказывали. Праздник Первого полета, вот как мы его назвали.
Но случалось, что праздник омрачался. Звериный мир суров…
Два года назад один утенок приземлился чуть в стороне от остальных. И пока родители с ворчливым шипением сгоняли своих малышей в пищащую кучку, на этого одного напала выскочившая из близлежащего кустарника крыса… Эрвин заметил произошедшее раньше всех и отшвырнул хищницу магией. Но было поздно. Взволнованные родители-утки потыкали жалобно плачущего птенца клювами… и оставили в траве, вернувшись к выводку.
— У него крыло сломано, — пояснил Эрвин, подошедший следом. Аккуратно завернув птенца в платок, он протянул притихший от страха комочек мне. Я помедлила, памятуя давно усвоенную науку. Но поняла, что утки уже не вернутся за этим беднягой.
Рыжего утенка по моему требованию пришлось посмотреть целителям. Они срастили ему крылышко. Но остальные птицы на рыжика внимания не обращали, а он… легко научившись плавать, отказывался летать. Я провела немало времени, уговаривая его хотя бы попробовать. Эрвин предлагал выбросить его из окошка — этажом ниже, чем обычно располагались утиные гнезда. Но даже на это я не решилась.
И птенец навсегда остался в дворцовом саду. С приходом холодов он перебирался в зимний сад. Эрвин звал его Рыжим Трусишкой. А я — когда была особенно зла на линезского принца — называла селезня, в которого превратился утенок, — Тилем. Конечно, когда была уверена, что никто не мог этого слышать.
С селезнем Тилем я могла поговорить спокойно, без насмешек и криков.
Не хотелось признавать, но я скучала по таким разговорам. А с линезским принцем мы уже давно не говорили по-человечески. Забавно… с уткой оказалось общаться куда проще.
Стоило мне сесть, как в камышах завозилось, и вскоре к лавочке выбрался рыжий селезень. Он подходил сначала с опаской, а потом резво побежал навстречу, приветственно крякнув. Я не могла не улыбнуться.
— Здравствуйте, ваше садовое высочество. Простите, не принесла ни кусочка сладкой булочки. В следующий раз обязательно прихвачу для вас угощение.
Рыжий Трусишка крякнул разочарованно, но все равно подошел и вспрыгнул на лавочку, неловко расправив крылья. Вот и все, на что он способен.
— Должна заметить, у вас грязные лапы, — сообщила я. — Совсем вы тут одичали…
Селезень виновато попятился бочком. Была у него и такая привычка… он вообще вел себя странновато, как будто пытался повторять за людьми. От этого казалось, что, услышав мой упрек, он устыдился.