– С картошкой, – перебила я, чтобы остановить раздражающий словесный поток. – И чай.
Худенькие ручки поставили передо мной пластиковый стаканчик с горячим чаем и положили жареный пирожок, заботливо обёрнутый салфеткой.
Сунув ей пятьдесят рублей и снова отвернувшись к окну, я начала есть – без аппетита, не чувствуя никакого вкуса.
А интересно, думала я, жуя безвкусный пирожок, что было бы дальше, не подслушай я разговора в курилке: Макс покурил бы и вернулся – ласковый, любящий, родной…
А может быть, это говорил не он? Вдруг я ошиблась, и это был не его голос?! И не голос Дениса?!
Нет, не может быть. Тема беседы не оставляла никаких сомнений, что это были они.
А может, его тоже подменили накануне свадьбы?!
Мысли, одна невероятнее другой, принялись атаковать мою голову.
Пирожок попался просто отвратительный. Однако я всё же доела его, запивая чаем.
За окном начинало стремительно темнеть.
Симпатичная кучерявая девушка в соседней плацкарте достала гитару и эффектным жестом уложила её на колени. Через мгновение зазвучала задушевная песня.
– Обманули птицу, окрутили крепко,
Заманили птицу в золотую клетку…
Заслоняют небо золотые прутья,
И о них с разбегу бьётся птица грудью…
А муж ладонью прикасается к плечу,
А птица бьётся и кричит: «Какая дура я!..
Я не хочу, я не хочу, я не хочу!
Я передумала… Я передумала…»
Темнота за окном сгустилась, поезд шёл мерно и плавно. Песня затронула самые чувствительные струны души, и слёзы вновь потекли по щекам.
«Замолчи… Замолчи…», – мысленно умоляла я девушку с гитарой, кусая губы.
Передо мной встал образ Макса – улыбающееся лицо, полотенце, перекинутое через плечо…
«Идём на море, Ленок?..»
Внезапно острая резь пронзила желудок. Я приподнялась, но не успела пройти и двух шагов, как она нещадно скрутила меня.
– Помогите… – прошептала я, согнувшись пополам и обхватив живот руками.
Сверху свесилась голова молодого парня.
– Девушка, вам плохо? – озабоченно спросил он.
Вместо ответа из моего рта фонтаном брызнула струя рвоты. В глазах помутилось, и, чтобы не упасть, я ухватилась за край матраса, свисавшего с полки отзывчивого попутчика.
– Позовите проводника! – раздалось откуда-то.
Боль стала невыносимой. Казалось, она вот-вот разорвёт живот, и оттуда разлетятся внутренности.
Прибежавшая на шум полная женщина-проводник с округлившимися глазами прижала к уху телефон.
– Алло… Пассажирке плохо. Похоже, отравление. Через пять минут подъезжаем к полустанку Комсомольский. Подайте скорую к девятнадцатому вагону. Да, с носилками…
Голос доносился будто из небытия. Скрючившись, я кулём упала на пол и почувствовала, что вот-вот потеряю сознание.