– Пейте, – сказала мне женщина, усаживаясь напротив.
Я сделала глоток. В небольшом зеркале на стене отражалась часть коридора. Дмитрий, князь Одоевский. И одетый в черное врач. Его высочество расстегнул верхние пуговицы рубашки, без слов повернулся к мужчине спиной и стянул её через голову. У меня задрожали руки, холодный морс пролился на белую блузку. Под рубашкой у Дмитрия был огромный багровый синяк во всю спину.
Меня затошнило от жалости и страха. В ушах зашумело. Слова врача я слышала урывками: «категорически против», «полный покой», «я настаиваю».
Я вернула княжне кружку, она подала мне салфетку. Пиджак давно был оставлен на вешалке, в салоне было тепло, и теперь красное пятно, будто кровь, расползалось по моей груди.
– Мы едем в Петербург, это не обсуждается, – оборвал его Дмитрий, он оделся и теперь смотрел на меня через зеркало. – Будет забавно… правда, Алиса?
– Что именно, ваше высочество? – хрипло спросила я, закрывая пятно салфеткой.
Одоевский проводил Дмитрия, усадил на диван, и царевич ответил:
– Три неудавшихся покушения, а если считать сход пассажирского с рельс, то четыре.
– И что здесь забавного? – уточнил непривычно серьезный Толстой.
– Забавно, что смерть моя наступит от удара поручнем в спину. Банально и пошло, никакой зрелищности.
Я вцепилась в салфетку и опустила глаза. Если Дмитрий не перенесет путешествия …
Возможно ... больше не будет жертв – молодых женщин с порезами на ладонях, и ангелу .... не придется кричать.
Но что будет со страной? И что будет со мной? Последняя из Шуваловых, дочь предателя и сестра той, что якобы носила синий огонь… Да, кричать не придется. Это будет тихая смерть.
Кто бы мог подумать, что дар не понадобится… уцелел бы царевич, не держи меня в руках, закрывая от удара собой?
Я медленно расслабила пальцы. Почему он сделал это? Инстинкты? Или ... он спас меня от боли, потому что боль моя должна принадлежать ему одному?
– Вы испачкались, Мария Михайловна, – заметил Дмитрий. – Переоденьтесь. Дрезина уже подана. Моему ангелу не пристало быть грязным. Даже если ангел этот стоит на пороге смерти.
– Слушаюсь.
Я поднялась на ноги и, поклонившись, вышла в коридор. Мой саквояж, я помнила, стоял в том самом купе, где мы беседовали с княжной. Все мои сменные вещи были красными, и, если собираясь в путешествие, я сочла этот факт забавным, теперь мне не было смешно. Цвета, более не подходящего к случаю, просто не существовало. Однако… выбора не было. Я надела платье и, накинув на плечи накидку, вернулась в салон.
Одоевский отдал распоряжение выходить. Мой черед был за княжной, за мной медик – он должен был ехать с нами. Я подошла к открытой двери и, щурясь, оперлась о крепкую мужскую руку – князь помог мне спуститься. Светлое затянутое плотным серым покрывалом небо ослепляло. Остро пахло солярой и весной.