— А ты хочешь? — смело ответила она на вопросительный взгляд.
И как в воду глянула. В горницу с поспешным поклоном, сияя кривой улыбкой, влетел тиун Яков:
— Княже, вепрь! Ловчие вепря выследили на Терновой заимке. Тебя ждут, бают — матерый зверина.
Яков говорил с придыханием, увлеченно размахивая руками и глупо скалясь, но глазом косил то на молодую княгиню, то на князя, словно пытаясь угадать, а что здесь происходило. «А ведь это может быть и он, — пробрало Настасью, — покойную Желану отправлять со двора не хотел, все время против меня князю поет. И по росту на одного их злодеев подходит. И сейчас прибежал, спроста ли?» Настасья разволновалась, комкая край рукава. Вот он, враг, да еще и так близко.
— Настасья, да слышишь ли меня? — как сквозь толщу воды долетели до нее слова мужа.
— Что? — встрепенулась она.
— Хочешь, не поеду? Слово скажи, — и взор горячий, прямо в душу заглядывающий, как желала она совсем недавно, чтобы муж вот так на нее снова посмотрел, оттаял.
Но не только Всеволод, но и Яков маленькими поросячьими глазками прощупывал лицо княгини. «Они не будут ждать весны, сейчас убьют, если приметят, что меж нами с князем есть что-то?» Ладони вспотели.
А ведь Настасья так отчаянно молила у гробницы помощи, клялась, что жизни за любовь не пожалеет, и сама верила в это, а теперь струсила, испугалась наваливающейся угрозы. За окошком зарядил дождь, а так хотелось дождаться зимы, на саночках прокатиться, и чтобы мороз за щеки хватал. Жить хотелось.
— Нет, — почти выкрикнула княгиня. — Ты, княже, поезжай на ловы, — и, увидев, как погас взгляд мужа, торопливо добавила, — там же вепрь.
— Вепрь, вепрь! — довольно закивал Яков, чувствуя победу.
— Ну, вепрь так вепрь, — раздосадовано отозвался Всеволод, поднимаясь. — Вели, пусть лошадей запрягают, — небрежно махнул он тиуну.
Настасья почувствовала, как его досада перетекла и к ней, словно они опять упустили что-то важное.
— Удачных ловов, — пожелала она мужу в спину.
— А Микула мне вина не присылал, — бросил он ей через плечо.
— Какого вина? — не поняла Настасья.
Всеволод резко развернулся, захлопывая оставленную Яковом открытой дверь.
— Борятка, кметь, за тобой волочится, мне об том ведомо, — холодно бросил он. — И вино сам купил, чтобы тебя повидать.
Опять обвинения, и оправдываться бесполезно, уж там ему растолковали, как ворогам надобно было.
— Ну, я же дочь колдуна, чего от меня еще ждать, — ледяным тоном произнесла она, ожидая вспышки гнева.
— Я тебя в том не обвинял! — рявкнул Всеволод. — Да только ты пред ним зарделась и бусы для него нацепила.