— Все знают, что кметь за тобой бегал, а не за какой-то зазнобой, ты и подарила, — показно стукнул ладонью по столу Микула, показывая ударом всю степень гнева и возмущения.
«А ведь он играет гнев! — вспыхнуло яркой искрой перед очами Настасьи. — Он не гневается. Уж как гнев выглядит я насмотрелась, муженек научил. Микула их человек! Голос густой, низкий, может это он в церкви тогда и был? Тот, что хотел до весны ждать».
— Мы смирились, глаза закрыли, что Ермила тя сюда притащил, — насупился боярин, — княгиней нашей готовы были признать. Все делали, чтоб Всеволод тя женой принял, а ты до распутства опустилась. Град наш позоришь? — Микула двинулся на нее, угрожающе сжимая кулаки.
Но от стены мощной скалой отделился незаметный до поры Кряж, и Микула был вынужден остановиться, не дойдя до Настасьи трех шагов. Боярин, недовольно поджав губы, зыркнул на гридня и отступил, забирая со стола Настасьино кольцо.
— Я этого так не оставлю, — пригрозил он на прощанье и двинулся к выходу, — чертова дочь, мы тебя в монастырь запрем.
— Мы — это кто? — Настасья смело перегородила ему дорогу. — Те, кто княгиню Ефросинью убили?
А он вздрогнул, дернулся. Неужто в точку попала?
— До весны решили не ждать? А ведь собирались же? — усмехнулась Настасья.
— Ведьма! Точно ведьма! — отшатнулся от нее Микула, крестясь.
— Вы в божьем храме душегубство замышляете, а я ведьма, — хлестнула последним знанием княгиня.
— Ведьма!!! — и гость, обегая ее стороной, выбежал вон.
— Кряж, миленький, у него мое кольцо, отбери, — взмолилась Настасья.
Кряж застыл в немом удивлении, словно переспрашивая вопрос — не пристало гридню на боярина руку поднимать. «Если отберет, то могу ему доверять, если упрется, стало быть и он с ними». Великан поклонился и скрылся за дверью вслед за Микулой.
На лестнице раздались какие-то крики, шум, зычные ругательства, глухой грохот. Дверь хлопнула.
Мгновение, и перед Настасьей с непроницаемым лицом стоял Кряж, протягивая ей колечко с яхонтом.
[1] Юрьев день –26 ноября, день святого Георгия.
Это был не Боярский Совет, это было судилище, а обвиняемой на нем сидела молодая княгиня. Собрались якобы обсудить жалобу Микулы на бесчестье от княжьего кметя, но разбирательство все больше и больше оборачивалось против Анастасии.
Для Совета выбрали княжий терем. В широкой гриднице на месте Всеволода восседал теперь посадник Домогост, бояре, не уехавшие с Всеволодом, расселись по лавкам вдоль стены. Широкий стол сдвинули в угол, освобождая пространство, и в этом круге метал яростные речи Микула, размахивая руками и бесстыдно тыча в княгиню пальцем.