Томас тоже не понимал – но на него, балбеса, Эдвард давно забил. А вот ради Наташи он так распалился, что махнул на нить рукой. Послал в дом Томаса, хотя обычно умиротворял сам. У Эдварда получалось гораздо лучше: без криков, разбитых физиономий и раненых сфер. Оттиском раз – и всех разом.
Томас размышлял, что делать… Прикинуться, что никакой сферы не было и в помине?
Уйти и сказать Эдварду, что все чики-пуки – можно, мол, ехать?..
Но врать – совершенно не в духе Томаса. Уж лучше схлопотать по лицу за то, что прервал высококультурную беседу – к тому же оно и так разбито, – чем позволить уникальной взрослой сфере погибнуть.
Легким движением руки Томас смотал крицу в моток – и шустрой, но неуклюжей походкой заторопился к выходу.
Тишина и замогильная вечность явились в гостиную Турановых. Рождественский холод переступил через куски некогда неприступной двери и остужал страсти, кипевшие здесь всего десять минут назад.
Теперь это уже история – и все прах.
На полу – стеклянные осколки, нетронутые сладости и куски плоти. Расплывались и перемешивались лужи крови и дамианы. Стены и потолочных купидонов перечеркнули красные полосы.
Только монархи с картин сияли чистенькие – как одеяния святых. Они свысока, издалека, абсолютно не изменяясь в лицах, смотрели на столь им знакомую жестокую сцену…
Кровь уже не била фонтаном из обезглавленного тела Немесова – она выливалась, как из опрокинутого кувшина. Немесову больше не нужно беспокоиться о кризисе жены и с грустью считать ее морщинки.
Мерно клокотая, кровь выплескивалась на боковину дивана и ноги будто уснувшей Виктории. Поперек абсолютно не красивого лица алел разрез.
Теперь Вике не надо искать другие ответы. И колоть иголками стопы ног – так, чтобы чувствовать боль, но при этом не оставлять следов на видном месте…
А внизу, под телами сына и жены, лежал почти что располовиненный Туранов.
Он был весь красный – как Хосю, который объелся Малины.
Глава 5
В гостиную вошел Эдвард Бах – привлекательный стройный брюнет лет двадцати.
Каждое его движение было стремительно – будто он наносил удары. Лицо продолговатое и сухощавое; остро очерченные скулы и небольшой подбородок. Волосы аккуратно рассекал центральный пробор – как если бы дровосек перепутал голову Эдварда со стволом белой ивы – и топором раскроил его шевелюру фатальной надрубкой. Рельефные губы с притягательной полу-усмешкой. Из-под бровей – зло и умно, по-хищнически – смотрели глубоко посаженные серо-зеленые глаза.
Одет в бордовую рубашку с вьющимися серебристыми лианами и черный костюм-тройку. Пиджак Эдвард оставил в машине. От левого кармана жилета ко второй пуговице карабкалась цепочка карманных часов.