– Эм… – протянул Томас.
– А тут двое: женщина-Ева сидит, мужчина-Адам лежит у нее на коленях – их тела формируют практически правильный крест. У нее обезображено лицо, а у него нет головы – это символ религии, где, опять же, нет места личности, но, наоборот, есть запрос на ее отсутствие. Важно безличное тело – и, следовательно, беспрекословное послушание догмам. Снова это твое безличное, Томас… Для введения: личность и ренессанс эгоизма убили средневековую церковь и сформировали новую эпоху – и ты явный ее противник. Ты, вероятно, противник всякого индивидуализма и проповедуешь коллективный подход во всем. Ты взываешь к душе зрителя, показывая великие государственные пирамиды и первоосновы религии. Это потрясающий манифест, Томас! И при этом у тебя прослеживается феминистский уклон, ведь женщина сидит, а мужчина лежит, а не наоборот. Ты случаем не профеминист?
– Профекто?.. – не понял Томас. – Герр Эдвард, если вы не поспешите, сфера точно умрет.
– Насрет, – отмахнулся Эдвард. – Никуда не денется.
// В айсе жизнь не на первом месте.
Большим пальцем левой руки Эдвард затер ладонь правой – он всегда так делал, когда думал или был возбужден.
– Но где голова мужчины? Ты ее спрятал? Это загадка – и тут мож… Ага, вижу, ты положил ее в пирамиду – формируешь яркую и прочную связь между религией и государственными достижениями… Хм, это очень интересный ход, замечу я тебе, он располагает постоять и порефлексировать, подискуссировать на разные темы. Вот что я тебе скажу, Томас. Если ты соорудил все это не специально, а ты, конечно, неспециально, ведь у тебя в голове таких мыслей даже не может возникнуть – это не оскорбление, просто ты глуповат, и мы оба это знаем, – то у тебя, возможно, интуитивная тяга к искусству. Природный дар, так сказать. Талантливые музыканты рождаются с чудесным слухом и длинными гибкими пальцами – и могут интуитивно играть музыку, хотя понятия не имеют о партитурах. Ты можешь развить свой дар и стать настоящим художником, вписать свою пока унылую историю в летопись мира, прославиться на века. Что скажешь? Думаю, эта сцена местами даже получше некоторых работ Магнуссона.
– Ох, нет! – вырвалось у Томаса. – Вот уж Айса разрази, мне быть как Магнуссон!..
Томас мало что понял из речи Эдварда – его волновала умирающая сфера, а еще страдал сломанный нос, – но при упоминании Яна Магнуссона он всполошился и побледнел.
Каждый айсаец слышал о Магнуссоне и хотя бы бегло изучал его «шедевры». Томас не разделял идеологию большинства айсайцев о доминировании над человечеством – и потому не принимал айсайского искусства. При виде творений Магнуссона его обычно тошнило. Томас не хотел иметь с прославленным скульптором ничего общего.