О братьях Павел имел весьма скудные сведения, однако понял, слушая их у бестужевцев, что они поклонники Георгия Плеханова.
Домой Точисский вернулся поздно и еще дверь не открыл, как догадался — Дмитрий стряпает. Чад висел по всей комнате. Пахло жареным луком и горелой колбасой. Лазарев гремел посудой, ворчал:
— С меня достаточно, принимаю условия хозяйки.
— Не возражаю. Особенно когда твоя очередь кухарничать. Пансион, так пансион. А сейчас подавай свою стряпню. Кстати, почему ты меня не спрашиваешь, где я был и кого видел?
— В Петербурге миллион жителей…
— Но твоя сестра из этого миллиона тебя интересует? Я видел ее с Генрихом Брейтфусом.
— Удивил, — махнул рукой Дмитрий. — Они давно друг к другу неравнодушны. Я сегодня Людвига встретил, говорит — с завтрашнего дня в университете ожидается студенческая забастовка, исключили двух студентов за распространение недозволенной литературы.
— Генрих об этом ни слова…
— Поразительно, как вообще в присутствии Веры он тебя увидел.
Точисский рассмеялся.
— Ну а ты-то? Не замечаешь, какими глазами смотрит на тебя Лизочка Данилова? — перешел в наступление Дмитрий.
— Эко хватил…
Дмитрий сказал с сожалением:
— Меня она не замечает. — И не поставил, швырнул сковородку. — Ешь за этим столом в последний раз. Будем питаться у хозяйки.
— Не брюзжи, ты не раз грозил.
— Смотрю я на тебя — и чем ты Лизочке приглянулся?
— Теперь понимаю, в чем причина твоего плохого настроения! Лизочка Данилова — яблоко раздора…
Ели, подтрунивая друг над другом. Когда убрали посуду, возвратились к разговору о Брейтфусах. Лазарев сказал:
— Иван Богомазов побывал у Брейтфусов, пытался вернуть в свою веру, Людвиг выставил его. Братья жаждут работы, но не народнической. Намерены создать кружок на верфи.
Точисский задумался.
Брейтфусы — интеллигенты, а он, Павел, с сомнением относился к революционности интеллигентов. Интеллигент, по его мысли, мог только играть в революцию, ибо у интеллигента нет стойкости. А когда у человека нет стойкости, он способен предать идеи революции, идеи, которые Точисскому были дороже всего. Самое большее, на что способна интеллигенция, как считал Точисский, — просвещать народ.
Слова Лазарева насторожили Павла. Допустить Брейтфусов к работе, не подвергнуть ли опасности то, что достигнуто им, Точисским, и его друзьями? Может нарушиться дисциплина, конспирация.
О своих сомнениях сказал Лазареву, но тот реши-тельпо возразил:
— Брейтфусы искренние и твердые. Их отличает зрелость суждений.
— Хорошо бы с ними повстречаться. Если мы создаем центральный кружок и сеть фабрично-заводских, значит, у нас появляется своя организация. А без дисциплины и единства руководства она не может существовать. Согласятся ли на это Брейтфусы? Если да, мы протянем им руку, нет — пусть работают самостоятельно.