Павел не заставил просить дважды, любил хорошие стихи. В чем-то поэзия и революция были для него неразделимы. Он считал, что хорошая литература воспитывает в рабочих свободомыслие, ненависть к самодержавию, веру в собственные силы и мечту о будущем…
— Хорошо, — повторил Точисский. — Что же вам прочитать, друзья?
— Некрасова желательно, — сказал Тимофеев.
Павел прикрыл рукой глаза, начал глухо, негромко, и товарищи слушали его затаив дыхание.
Мы надрывались под зноем, под холодом,
С вечно согнутой спиной,
Жили в землянках, боролися с голодом,
Мерзли и мокли, болели цингой.
В комнате тишина, лишь голос Павла:
Да не робей за отчизну любезную…
Вынес достаточно русский народ,
Вынес и эту дорогу железную -
Вынесет все, что господь ни пошлет!
Вынесет все — и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только — жить в эту пору прекрасную
Уж не придется — ни мне, ни тебе.
Закончил. Все молчали. Вздохнул Шелгунов:
— Разбередил душу. Сжалось что-то внутри. Доживем ли до поры прекрасной?
— Доживем, Василий, непременно доживем, — сказал Точисский.
— Завидная уверенность, — заметил Лазарев.
— В ней — наша сила. — И, немного помолчав: — Подошло время новых кружков, друзья, кружков, где вы сами будете пропагандистами. Наш кружок станет центральным, о его существовании никто не должен знать, даже ваши будущие слушатели.
У Казанского собора Павел замедлил шаг. Уже издали заметил Лазареву. Она кого-то ожидала, все посматривала по сторонам. Люди проходили мимо, но Вера ни на кого не обращала внимания. Точисский окликнул ее, поздоровался:
— Павел? Откуда вы? А я ожидаю Генриха.
— Брейтфуса?
— Да! А вот и он сам.
К ним подходил высокий студент в тужурке и форменной фуражке, из-под которой выбивались черные кудри.
— Извините, Верочка, извозчик попался нерасторопный.
Кивнул Павлу, как старому знакомому:
— Давно что-то мы с вами не виделись, еще с Бестужевского кружка.
Разговор на ходу явно не клеился, Верочка была слегка смущена, и Павел поспешил раскланяться.
Они ушли.
«Кажется, братья Брейтфусы заслуживают того, чтобы узнать их поближе», — подумал Павел.
Приход Генриха напомнил Точисскому то время, когда он, Павел, приехал в Петербург и случайно оказался в кружке самообразования, одном из тех, что были организованы на Бестужевских курсах. Собралась студенческая молодежь, без твердых убеждений, как заметил Точисский. В завязавшемся споре лишь Брейтфусы — а их было три брата: Генрих, Людвиг и Эдуард — доказывали, что единственное право на социализм имеют рабочие… Брейтфусы были тем более убедительны, что сами совсем недавно преодолели народнические заблуждения.