Петрович галантно открыл перед ней дверцу, и девушка с трудом залезла на заднее сиденье.
Всё-таки габариты Веры позволяли комфортно размещаться в основном в пошлых рендроверах и иже с ними.
Шедевр отечественного автопрома взревел всеми своими лошадиными силами, и, направляемый недрогнувшей рукой Петровича, бодро потрусил по дороге.
Ах, эти дороги, дороги российской глубинки.
Никого тут не удивишь ни ямой, ни канавой, ни обилием разного размера камней, которые, очевидно, во времена оны принёс неведомой ледник, да так и оставил.
Петрович уверенной рукой удерживал в поводу пытающееся вихляться рулевое колесо, пропуская самые глубокие ямки между колёс, умудряясь держать скорость в целых двадцать пять километров в час и ни разу не застрять.
А ведь разыгралась настоящая метель, но старенькие, однако полные боевого задора дворники упорно и неустанно очищали ветровое стекло.
Время шло. Петрович начал бубнить себе под нос «Ямщик, не гони лошадей».
Лошадь, то бишь железный конь, кормилец Петровича, начал пофыркивать и взрыкивать на особо крутых поворотах.
Снег летел из-под колёс, и Вера, предусмотрительно севшая на заднее сиденье, совсем потерялась во времени и пространстве. И уж казалось ей, что кругом и правда бескрайние степи и летит она, одетая в шубку и закутанная в семеро шалей на тройке, и звенят, звенят бубенцы.
Тут тройка резко остановилась, стих звон колокольчиков, и Вера открыла глаза.
Машина стояла в чистом поле, снег серебрился, а в открытом капоте копался Петрович.
Вера глубоко вздохнула, потянулась, чуть не проломив потолок чудо-техники и вполголоса произнесла:
— А ведь можно было ожидать. Можно.
Петрович будто услышал. Выглянул из-за поднятого капота, бережно его опустил, и подошёл поближе к Вере.
Деликатно постучал в заметенное окно задней дверцы, и громко сказал:
— Ну вот, барышня, и приехали. Почти.
Веру бросило в жар от злости.
— Почти?! Это как понимать?
Петрович виновато посмотрел на неё, опустил глаза и ответил:
— Да вот так и понимать. Замело дорогу-то, ни зги не видать. Уж и не припомню такого снегопада да метели в ноябре.
Но вы, барышня, не беспокойтесь. Тут недалече, уж я-то знаю.
Вон, видите, впереди огоньки? Усадьба старая, она.
Вера вглядывалась в указанном направлении, но никаких огоньков не видела, как не напрягала глаза.
— Завёл, Сусанин, — сказала она грозно, и в то же время чуть не плача.
— Да не, какой Сусанин, — застеснялся и стал оправдываться Петрович.
Уж я-то сюда почитай десять годков как езжу, нюхом чую направление.
— Так ты что, пешком предлагаешь идти? — Вера, хоть и была зла безмерно, но и устала тоже. Не хотелось ей вылезать из тёплого нутра шедевра в тёмное чисто поле.