- Максюш, а чего бы тебе не продать дачную мебелишку? Твои новые табуретки очень даже бы купили... Хочешь, я буду продавать? Ты только свези меня с ними в Одинцово...
- А почему бы их сразу не предложить Эрмитажу? Там больше заплатят, - попытался отшутиться я.
- Мама, ну что вы такое предлагаете? Мы же не торгаши какие-нибудь... – попыталась встрять моя мама. – Не хватало ещё Максу, дипломированному специалисту, работнику космической сферы, табуретками торговать!
- А что такого? Я вот иной раз бутылок подсоберу, сдам их... – Я увидел, как дернулся папа, как будто кто-то невидимый дал ему пощечину. - От дачи до Одинцова полчаса ходу, а до Эрмитажа ещё трюхать и трюхать, - улыбнулась бабушка на замечание снохи.
В ближайшую субботу на Одинцовском рынке к своему удивлению мы быстро продали скамейку и четыре табуретки (всего их было пять, но одна была с небольшим брачком, и я её не взял, как раз ту самую Сик Транзит) и получили заказ ещё на шесть и на стол. Из заработанных нами небольших денег я оставил себе только на бутылку водки, а остальное отдал на хозяйство.
Запомнилось ощущение срамной наготы, захлестнувшее меня, когда мы выставили свои табуретки, и всем стало понятно, что мы их продаём...
С рынка я повез бабушку домой, к ней на квартиру. Она усадила меня за стол в своей крошечной кухоньке и стала разогревать суп.
- Ты не смотри, что супчик-то неприглядный. Я тут по случаю косточки от ветчины купила по дешевке, а горох у меня всегда есть. Вот сейчас попробуешь, оценишь. Не ежи, конечно...
- Не - что? – переспросил я, не поняв.
- Не ежи, - вздохнула бабушка.
- Ты что, ела ежей? – ужаснулся я. – Ну и как они на вкус?
- До сих пор кажется, что вкуснее ничего нет. Очень голодная была. Это когда табор наш ночью расстреляли.
Я присвистнул.
- Ба, ты никогда не рассказывала... Как же это? А ты как спаслась?
- Да рассказывать особенно нечего. Маленькая я была, мало что помню.
- Расскажи, что помнишь. Я же должен знать...
- Ладно, слушай. Вайда наш привел себе жену в табор со стороны. Воляна ее звали, вроде из румынских цыган была. Не знаю уж почему, но в таборе ее невзлюбили сразу, считали, что она принесет нам несчастье. И вот что бы ни случилось, все на нее шипели. Жили они с мужем хорошо, дружно, он обижать ее никому не позволял. Да и как ее обидишь? Вайда наш бешеный был... Сыночек Михо у них народился, почти мой ровесник.... Я маленькая была, а разговоры взрослые слушала и понимала, что не любят ее. А мне она нравилась. Знаешь, ведь детское сердце не обманешь. Вот была у нас красавица одна, веселая такая, часто к матери приходила то за тем, то за этим, мне все время гостинчики совала... Присядет на корточки, обнимет меня, тормошит, улыбается, а мне страшно, все кажется, что загрызет сейчас. А Воляна эта какая-то холодная была, недоступная такая, гордая. А я так прямо засматривалась на нее. Вот идет она, спина прямая, голова слегка откинута назад, и кажется, что плывет она над землей. Ну и я в сторонке спину выпрямлю, головенку откину и стараюсь идти ее походкой. Однажды она увидела это, ничего не сказала, только сделалась еще прямее и бровь одну приподняла, смотря на меня, мол, вот как надо. А я кивнула и тоже еще выпрямилась и поплыла, и поплыла...