Три дня прошли в хлопотах по сбору вещей и продуктов. Нагруженные, они отправились в казарму. У Пинелли не было пропуска, пришлось ждать у входа долго, более часа. Александра Николаевна вернулась оживленная и озабоченная, в руке она держала красную тряпку, окровавленную, грязную.
— Капля в море. Надо еще и еще... А знаете, молодой гарибальдиец Джибелли жив. И даже подарил мне свою красную гарибальдийскую рубашку. Вот... За дело, синьор Пинелли, за дело!
И еще несколько недель прошли для Пинелли в каком-то вихре. Музыкальные дела, которые он основательно забросил, заставили его на время покинуть Рим, о чем он виновато сообщил Александре Николаевне.
— Конечно, поезжайте. Вы очень мне помогли. Спасибо.
— Но я вас еще увижу в Риме?
— Не знаю. Приезжайте в Петербург.
— Приеду,—пообещал Пинелли. Но так и не приехал. Только передал привет через своего учителя Иоахима, который четыре года спустя вместе с Брамсом гастролировал в России. Получил ответный привет.
А с молодым гарибальдийцем Пинелли довелось встретиться. Однажды после концерта капельдинер доложил, что его спрашивает какой-то Джованни Джибелли. Профессор, а он уже был профессором скрипичной игры академии Санта Чечилия, не сразу вспомнил это имя. Улыбаясь, вошел молодой человек в скромной одежде рабочего. Они поговорили о прошлом, о казарме святого Онуфрия и, конечно, об Александре Николаевне.
— Иногда я получаю письма от русской синьоры, — сказал Джибелли.— Но редко. И я пишу, редко. Ничего не поделаешь — жизнь,— заметил он, словно извиняясь за себя и «русскую синьору».—Осталась память навсегда и ее портрет. Она подарила перед отъездом.
И профессор пожалел, что тогда не попросил на память портрет «русской синьоры».
...Как давно это было... Позднее он слыхал, что Якоби-Толиверова помогла спасти Кастелаццо, близкого Гарибальди человека, за что Гарибальди сердечно благодарил ее. Сейчас «русская синьора» — старая женщина. И жива ли она?..
Прозвенел звонок. Профессор вздрогнул и повернулся к классу. Черноволосая девушка вопросительно смотрела на него.
— Спасибо, Джулия. Попрошу тебя немного задержаться. Все остальные свободны до следующего урока.
В одно мгновенье скрипки были уложены в футляры, ноты — в папки, и молодые музыканты гурьбой устремились к двери.
— До свиданья, маэстро, до свиданья, синьор профессор!
Пинелли с доброй улыбкой наблюдал за привычной, суматохой. В начале своей педагогической деятельности профессор удивлялся и даже негодовал, наблюдай за трансформацией своих питомцев. Вот они, как ему казалось, благоговейно внимают божественной музыке. Но стоит только прозвенеть звонку, как одухотворенные художники мгновенно превращаются в озорных мальчишек и девчонок. Уже давным-давно профессор перестал этому удивляться; у детства и юности свои законы. И милая, талантливая русская девочка Юлия, Юлия Шухт… Только что она прекрасно играла Брамса, а сейчас украдкой обменивается знаками с подружками. Наверное, хочет сказать: «Не знаю, что это старику вздумалось, вы подождите меня, я скоро».