Лужа крови была прямо перед старой деревянной дверью колокольни. Но каково же было наше удивление, когда, подняв глаза, мы обнаружили над дверью высеченного из камня идола! Отталкивающее лицо, скорчившееся в мерзкой гримасе, с выпученными глазами и высунутым языком, жуткий оскал, покрытый черноватыми пятнами, с большой долей достоверности имитировал отвратительную кровавую пасть. На этот раз игра случая зашла слишком далеко, чтобы оставаться лишь простой игрой случая. Бледные и безмолвные, мы созерцали эту тайну из камня, в жертву которой, без сомнения, были принесены три маленьких бескровных трупика.
Понедельник, 28 марта
Мы встретили Ренато Д. на выходе из театра «Фениче», где в тот вечер давали Кармен. Отдохнувший и улыбающийся, он бросился пожимать нам руки в неподражаемо приветливой светской манере, свойственной этому венецианскому аристократу. Продолжая всё так же любезно улыбаться, он произнёс одну-единственную фразу:
— Итак, как идут дела с вашими исследованиями венецианских преданий?
Значит, венецианских преданий. Невозможно было вложить больше неопределённости, двусмысленности в вопрос, который, впрочем, и не требовал никакого ответа по существу. Поэтому я ответил лишь какой-то банальной учтивой отговоркой. Но, глядя в глаза друг другу, мы знали, что суть оставалась где-то за рамками нашей ничего не значащей беседы и, наверное, не стоило затрагивать её на ступеньках театра, будь он и самым прекрасным лирическим театром Европы.
Слегка сутулясь, Ренато Д. удалился к соседнему причалу, где его, без сомнения, ожидала моторная лодка. И именно этой ночью, всего несколько часов спустя, началась психическая атака… Нападение, в реальности которого мы сегодня больше не сомневаемся. Лишь только мы вошли в нашу комнату в пансионате Сегузо, я, движимый какими-то непонятными предчувствиями, сразу же захлопнул настежь раскрытое окно, хотя ночь обещала быть жаркой, и я знал, что нам нелегко придётся в этом наглухо закрытом душном помещении. Мой поступок мне сразу же показался смешным, словно я уподобился старым суеверным святошам из квартала возле церкви Санта-Мариа-Формоза, которые вырезали на своих дверях защитные кресты.
Или боялся бродившего по Венеции «зверя», зверя, принесшего три кровавые жертвы ухмыляющемуся идолу?
Эти размышления, относившиеся к другому времени, на миг отвлекли меня… Но куда более, чем эти суеверия, меня удивил мой собственный страх, беспричинный скрытый страх, словно исходящий из ниоткуда. Тогда я наперекор ему открыл окно, чтобы впустить ароматы, доносящиеся с моря. Вообще-то, ночь была тёплая, спокойная, но мне показалось, что эта тишина таила в себе угрозу, против которой у меня не было никакой защиты. Просто такое было впечатление. На самом деле это было нечто большее, чем простое впечатление: ощущение потока холода, исходившего откуда-то из комнаты… Может быть, это был просто ветер с улицы?.. Но ощущение холода не имело ничего общего с каким-либо дуновением, с движением воздуха. На деле это был какой-то неподвижный пласт стужи, находившийся возле окна, примерно в метре от кровати. В полумраке нашей комнаты, освещённой лишь сиянием луны, я видел Натали, почивавшую в своей постели, и дыхание её казалось совершенно нормальным. Неужели я стал жертвой иллюзии? Натали спала… её лицо было спокойным, расслабленным, словно грёзы унесли её в какие-то безоблачные дали. Я подумал, что мне пришлось бы долго трясти её, чтобы разбудить, вырвать из объятий этого глубокого сна. Холода она не ощущала, несмотря на то, что на её голые плечи было накинуто лишь лёгкое покрывало.