Павка сидел с закрытыми глазами, по его накрашенному лицу волнами проходили эмоции, сменяя друг друга, это были и презрение со скривлением губ, и брезгливая усмешка, и даже удивление. Тогда он открывал глаза, которые были неестественно расширены, к тому же их зрительно увеличивала подводка, и пытался рассмотреть кого-нибудь среди атинян или пирейцев. Время от времени мальчишка что-то шептал Филиппу и опять откидывался, прикрывая глаза. Аминтор нервно перебирал пальцами гиматий на плече, покусывая губы. Отец, Пармений, сидел, выдвинув вперёд челюсть, с каменным лицом. Гегелох, так же как и Павка, жил в своём мире.
— Хара! — наконец Филипп не выдержал, вскочил. Оратор даже поперхнулся.
Слушая ответную витиеватую речь басилевса, Алесь понял, что уши у него сворачиваются в трубочку. Он даже покраснел, если так можно сказать о пылающем от смущения лице.
Многие слова из речи он уже знал, потёршись среди армии. Но остальные… это было откровение, шедевр армейского лексикона, крайне специфического. В данном монологе Филиппа, кроме предлогов, в нормальном обществе ничего не употреблялось. У отца иногда вылетали и дома такие ругательства и словечки, мальчишки их жадно ловили и запоминали, но слишком их было мало, чтобы понять столь изысканную речь басилевса. Он склонял, спрягал, не повторялся, и всё это с милой любезной улыбкой.
Атиняне сидели, открыв рот. Алесь решил, что к Филиппу надо подойти, чтобы словарик что ли составил, и учить, учить. Иначе как с кавалерией общаться. Юноша был прирождённым наездником, коней он чувствовал как себя, и именно это было его будущее. Сейчас все всадники под Филиппом, это же каким языком они общаются. Слушая дядьку, Алесь даже на время забыл о своих тревогах по тайному табуну. Виртуозность, с которой говорил басилевс, вызывала восхищение.
Дальше разговор пошёл более содержательный, картавого уже держали. Но всё равно всё это долго, обговаривали каждый пункт, каждый нюанс. Стоять в такой духоте невыносимо, надо же было так натопить. Административное здание отапливали четыре печи. При строительстве, чтобы лучше выложить облицовку, необходимо просушенное здание. Алесю уже начало казаться, что он сам высохнет как мумия вместе с этим зданием. Белый льняной охотничий доспех, в котором были все эфебы, всё же проветривал тело, сделанный из нескольких слоёв льна с ладанником был удобный и лёгкий. При охоте он вообще незаменим, в нём увязают когти и клыки зверя. Хорошо что ноги голые, хоть какая то вентиляция. Алесь посматривал на атинян и пирейцев, замечая все пергаменты которые они доставали, обменивались, смотрели. С его поста всё хорошо было видно. На своём месте стоял Кока, уже прислонившись к стене. Да, всё таки, всякие пророки, телепаты послабее вояк будут. Алесь показал на сомлевшего парня глазами Мелиагру. Тот кивнул и тихонько, чтобы никто не заметил, вывел друга на улицу.