Прилучи же ся Дионизии некогда итти из божницы. Дщи же ея Филамацея пред нею в драгом одеянии грядяше, Тарсия же за ними яко служебница[1406] идяше. Видевше же людие, начаша глаголати: «Сия аще и не зде родися, но зело учтива и благообразна, а она аще и предшествует, и украшена, обаче несть достойна тоя чести». Услыша сия Дионизия, зело опустне и опечалися, слыша безчестие своея дщери, и нача помышляти, како бы кралеву Тарсису смерти предати, дабы дщери безчестия не слышати. К тому име же некого раба на селе своем именем Феофила. Призва же его и рече ему: «Феофиле, слышахом о тебе много зла, яко мужа моего добра крадеши, к тому же покушаешися отравити нас, а дщерь нашу пояти и домом нашимъ завладети. Но муж мой тебе прежде к смерти предастъ, нежели мы от тебе постраждем, — хощет тя предати некоему мучителю». Он же нача ротитися[1407] и клятися, яко никоего зла ниже сотворил, ниже помыслил. Рече же Дионизия: «Инако не будет, но аще хощеши смерти избыти, иди и убий Тарсису. Имать бо нрав: прежде бо ни ястъ, ни пиет, но ходит во гробища плакати своея воспитевшия. Ты же тамо предварив, утаися и уби ея. А когда тако сотвориши, испрошу ти свободу». Феофил же, бояся смерти, воли господыни повинуся.
Егда же улучи время, иде и утаися между гробищъ. Егда же Тарсиса прииде, нача плакати и случшаяся оглаголавати, узрев ея, ужасеся зело и рече в себе со слезами: «О злосчастный и бедный рабе, в кий час ты родися, яко в таково зло вдан бысть! О стужение злое и печали полное, како ми и за кую вину убити такову девицу прекрасную, благородную и благоумную и пролити кровь неповинную?» Егда же плака и розмысля, яко инако невозможно ему сотворити, и, скочив, удари ю о землю и изем мечь, хоть ю подкнути, — девица же Тарсиса нача Феофила молити тихими словесы девичьи нравы з горкими слезами: «Повеждь ми, о человече, за кую вину аз, бедная, таковой смерти достойна, ничтоже есмь сотворила, ниже тя знаю». Он же рече: «Тогда ти извещу, егда главу твою отъиму». Она же паки рече: «О человече, убойся великаго Бога пролияти кровь без вины девицы, иже без отмщения не будет». Он же рече, плача: «Ты ми никоего зла не точию сотворила, ниже тя аз знаю, но слышах, яко отецъ твой вда с тобою, у нихже живеши, много злата, того ради повелено ми убити тя под казнию главною, дабы злато по тебе у тех совершено было всегда». Она же рече: «Молю тя, аще инако быти не может, даждь ми малое время плакати своея матери и приставнице[1408] моей милой». Феофил же рече: «Плачи, и веждь: аз убо сия творю не волею моею». Егда же Тарсиса нача плакати неутешными и горкими слезами, тогда по прилучию подъехаша разбойницы по морю и вышедши на брег и седяще. Увидевше же мужа стояща и мечь держаща, крикнуша, скочивше. Феофил же, узрев человековъ, побеже, и утече. И притече в дом, сказа злей своей господыне, яко уби Тарсису. Разбойницы же вземше ю, привезоша ко некоему граду, рекомому Мельхину