подкатити и свещу прилепити. И взорва столпъ к воздуху со всемъ зданием, и бысть все в прахъ.
Едину же деву, дщерь цареву, маниемъ Божиимъ и несе по воздуху во иное царство и постави в царствующемъ граде среди людей на купилище[1522]. Людие же того города нача мнози сходитися и обступиша окрестъ. Дева же обзирашеся семо и овамо[1523], стояще во всемъ царскомъ своемъ платье.
И промчеся чюдо сие до царя. Он же повеле девицу вести пред себя. И видя девицу украшену и благочинну взором и ступаниемъ, удивися и нача вопрошати, коево царства и какова рода. Она же токмо очима зряше, а ничего глаголаше и по семъ, языка ихъ не знаяше.
Бысть же у того царя философъ старъ, живъ много летъ и не моги ходити ногама. И учини ему царь златы коверъ, онъ же на нем почиваше. И повеле царь принести того философа и рече: «Что сие, философе?» — Философъ же рече: «Царю, во веки живи! Видиши ли, сие дело от судебъ Божихъ. Повели девицу языку учити своему». — И быть тако.
И в мале времени научися девица языку и грамоте ихъ, и нача царю поведати страну свою и отца своего, и вся по ряду. И от того времени царь девицу имея в великой чести, и причте ея ко своим дщеремъ.
Обычай же в том царстве таков: полагати на царя на новое лето новый венецъ на главу цареву, сотворенъ от драгаго бисера, и полагаше в нем три драгие камени на славу Пресвятей Троице. И какъ приходитъ новое лето, повеле царь девице делати той венецъ и вда же ей три камени честные и драгие.
Царевна же вземъ, отиде в сокровенную камару и нача делу прилежати, бе бо хитра зело. И постави три камени на оконце на златом блюде. И Божими судьбами прилете вранъ, вземъ единъ камень и улете. Девица, сие увидевъ, нача сетовати и плакати, и поведа царю. Царь же нача деву вопрошати: «Где еси дела камень?» — И кляся она, плакаше, что унесе птичищь.
Царь же возьярися на девицу: «Окаянница, еще еси юна, а старым лжеши! Украла еси камень! Несть другаго таковаго в царской ризнице!» — И повеле девицу обнажити и кнутом пытати. Девица же токмо слезами обливашеся и помянувъ свое первое согрешение, како хотяше судеб Божихъ избыти.
Царь же недоумевашеся, что сотворити. И повеле принести старого философа на златом ковре. Принесену же ему бывшу[1524], рече царь философу: «Что учиню девице? Украде у меня драги камень». — Философ глаголя: «Во веки живи! Аще сие дело от диявола — остави: само скоро обличится и в тление разорится; аще ли от Бога, то ни ты, ни инъ кто можетъ раззорити — остави: само собою объявится. Ими же весть Богъ, судбами». — И послуша его царь, повеле девице пребывати в свободе.