Слышавъ же сия, краль подивися о ответехъ его, и отпусти его до утрия.
В третий же день паки имъ пред королемъ, по обычаю, ставшимъ, и беседе бывши.
Португалской, приимъ жезлъ и подержа его мало стоячего, таже положи на землю и паки взятъ.
Брандебурской такожде жезлъ приимъ и броси на землю, и не прикоснуся ему.
Португалской сосудъ воды около некия малыя персти круговидно обнесе и постави, по семъ малую персть[1621] земли около воднаго сосуда обнесе и землю на свое место положи.
Брандебурской тую же воду около малыя персти обнесе и постави. Малую же персть земли въсыпа в сосудъ, и отшед, и ста на своемъ месте.
Португалской малую персть земли окружая малыми и великими круги своея руки.
Брандебурской единемъ точию перстомъ уткну в землю.
По семъ паки, по обычаю, единъ другому поклонися и разыдошася.
Король же, якоже и прежде, единаго отсылаетъ, а своего вопрошаетъ.
И рече: «Жезлъ стоящий, положихъ и пакы взяхъ, — вопрошах его: „Коего древа болши — стоящаго ли или лежащаго?" Онъ повержениемъ жезла отвеща ми, яко: „Лежащаго болши, нежели стоящаго". Азъ убо водою в сосуде и малую перстию земли вопросихъ его: „Воды ли болши или земли?" Онъ водою отвеща ми, яко: „Да вода всю землю окружаетъ, но обаче[1622] земли болши, понеже[1623] воды внутрь себе имеютъ горы великия" — еже землю въ воду вложи[1624]. Азъ убо землю перстомъ окружахъ, — вопросихъ его: „Велика ли земля пред водами?" Онъ отвеща ми, яко: „Пространство ея подобно сему единому ткнению перста"».
Слышавъ сия, король сего отпусти, другаго вопрошаетъ.
Вскоре же абие отвещаетъ: «Твой убо мудрецъ, державный королю, хощетъ мя жезломъ бити и паки хощетъ въ совете со мною быти. Азъ не тако: но единою ударю и не будетъ живъ. Твой мудрецъ о смерти спрашивает: „От земли или от воды будетъ?" Азъ, не много говоря, возму и в воду брошу. Твой мудрецъ спрашиваетъ мя: „Много ли мне земли на положение тела надобно?" Азъ хощу его во единомъ точию перста ткнении вместити».
Слышавъ же сия, король зело удивися вымышленному его ответу.
И тако скончается немая ихъ беседа.
В четвертый день паки, по обычаю, пред королемъ имъ ставшимъ, португалской рекъ: «Имаши ли языкъ, да глаголеши ми, о нихъже имамъ вопрошати тя?[1625]»
Брандебурской языкъ мало показа от устъ своих, ничтоже глаголя.
Португалской: «Высоко ли от насъ и далико ли небо?»
Брандебурской: «Дивлюся твоимъ глаголомъ, яко бы не ведая вопрошаешь[1626]. Небо недалече от насъ и весма близъ есть: громъ убо, егда тамо гремитъ, — мы, живущия на земли, велми его гремение явно и чудно[1627] слышимъ».