Португалской: «Виновенъ ли бесъ всякому согрешению нашему или ни?»
Брандебурской: «Нанесенными мысльми виновенъ есть, а не деломъ».
Португалской: «По чему разумети, яко деломъ не виновенъ, но точию мысльми?
Брандебурской: «У некоего пустынника молитвою связанъ[1689] бесъ стрежаше репы его. И некогда прииде человекъ, нача рвати репы, яко да возмет ю[1690] себе. И бесъ его окликалъ, дабы не рвалъ репы, и хотелъ сказати пустыннику. Онъ же мнев, яко привидение чюдится, а не истинное глаголание. И егда хотяше отити, не можаше подняти носила от множестъва репы. Изчезе шедъ бесъ, сказа пустыннику о немъ. И изъшедъ пустынникъ, потяза[1691] его о крадение репы. Онъ же, кланяяся ему, прося прощения и рече: „Прости мя, святъче Божий — бесъ научи се творити". Абие воскрича бесъ: „О неправедне! Не трижды ли оглашу[1692] тя: «Не рви репы, скажу старцу!» Почто ты напрасно мя злословишъ и клевещиши на неповиннаго крадению твоему?" И паки человекъ той рече: „Простите мя, старче, Бога ради. От своея мысли смущенъ бе о сем". И абие простивъ, отпусти его с репою. Посемъ[1693] мнитъ ми ся, яко невиненъ намъ бесъ деломъ, но мыслию точию».
Португалской некаку харатийцу[1694] вземъ и в руку свою держа, заваду себе творя[1695], и абие вопроси: «Что есть — ни небо, ни земля, а видомъ же светъла. На томъ садятся птицы черныя; главы у нихъ червленыя[1696] тыхъ птицъ три назидаютъ[1697], два назираютъ, единъ повелеваетъ. И от тыхъ птицъ многи спасени и от королей в чести бываютъ, неция же погибаютъ?»
Брандебурской: «Ни небо, ни земля, ни ина кая тварь видомъ бела с черными птицами и с назиратели и с протчими твоими сказании во многихъ государствахъ и королевствах обретается. И мнитъ ми ся велми нечто мало есть, идеже быти того не было, но аще инде того и по малу, но обаче везде есть. Червленыя же главы не везде обретаются, но точию в Росии — тамо бо ихъ велми любятъ и зело любителни к сказанию птицъ тех паче многих языкъ[1698], но своимъ точию любомудръствомъ не толико же друком».
Португалской: «Не истинно ми вещаеши о семъ[1699]. Мню, яко ты сего не веси. Рцы ми о семъ истинно, что есть, что хощу бо тя симъ посрамити».
Брандебурской: «Ни небо, ни земля, ни иная кая тварь видомъ светла — бумага. Птицы черныя — слова книжныя или писма. Главы червленыя — пропись въ книгахъ, слова красныя. Сие бо, кроме Русии, мало обретается. Три назидаютъ — треми персты пишутъ. Два назираютъ — очи. Единъ повелеваеть — умъ. Многие от того писания спасаются и в чести бываютъ, нецыи ж погибаютъ».
Видевъ же португалской, яко добро отвеща, рече к нему: «Прости мя, яко словомъ оскорбих тя!»