Рано утром на следующий день, когда предрассветные сумерки нарисовали окружающий мир еще расплывчатыми, но уже заметными очертаниями, уставшие после долгой дороги и сонные мы стояли на короткой низенькой платформе и терпеливо ждали, пока отойдет состав. Позади нас чернело проемами окон деревянное здание сельского вокзала, а за ним поскрипывал стволами высоких елей густой лес.
Я куталась в тёплую махровую кофту и переступала с ноги на ногу, то и дело зевая. Марк рядом со мной зевал ещё шире и периодически осматривал команду. В конце концов, парень сдался, уткнулся лбом мне в плечо и пробубнил:
- Наших одиннадцать. Ты всех запомнила?
Я не стала отдергиваться и почему-то едва сдержала улыбку. Ермилин был удивительно тактильным человеком, а я каким-то образом умудрилась к этому почти мгновенно привыкнуть.
- Запомнила, - ответила ему шепотом. - И по именам всех выучила.
Повернулась и осмотрела сонных мальчишек. Егорка косился на меня, а я поняла, что он хочет привычно взять меня за руку, но стесняется перед другими ребятами. Я одобряюще ему улыбнулась и подмигнула.
- Сейчас еще два часа на автобусе до базы ехать, - с отчаянием простонал Марк. - А потом еще расселяться и на обед. Поспать до ночи точно не получится.
Я со вздохом кивнула и осторожно повернула голову. Марк умудрился помыть голову в раковине поезда, и теперь его влажные волосы пахли вкусным хвойным шампунем. Я попыталась было сразу, как мы спустились на платформу, натянуть на его волосы капюшон, чтобы парень не замёрз, но тот сказал, что только так не заснет на ходу. Ермилин будто почувствовал, что я гипнотизирую взглядом его макушку и резко задрал голову. Столкновения и сломанной челюсти удалось избежать только благодаря моей быстрой реакции. Чувствуя, как краснеют щеки, я отвернулась в сторону и смущенно закусила губу.
- Марк Александрович. – позвал тренера Серёжа, один из игроков его команды: - Холодно! Сколько мы еще стоять здесь будем?
Стояли мы еще минут пять. Промозглый предрассветный туман заставлял ежиться даже в тёплых куртках и свитерах, а непреодолимая сонливость в несколько раз усиливала чувство холода. Когда поезд, наконец, ушел, мы выстроились длинной цепочкой, перешли оба пути и двинулись по дороге. Почти никто не разговаривал. Тишину нарушал лишь хруст щебня под ногами и шум утреннего ветра, что путался в ветвях разросшихся вдоль дороги клёнов.
Идя среди такого большого количества людей, я в очередной раз заметила, что снова не чувствую панического страха. Где-то в глубине души догадывалась, что одна из причин тому - Марк, который вышагивает рядом, но осознавала, что есть и другая, не менее весомая: большей части моей паники, в наличие которой я была уверена все эти годы, на самом деле и не было. Я так привыкла бояться и прятаться от всех людей за стенами квартиры, что не заметила, как старый страх давно пошел на убыль, а болезненные раны с каждым годом затягивались все сильнее. Они покрывались страшными рубцами, но больше не кровоточили. Точь-в-точь, как ожог на шее, что уже давно совсем не болит, но никогда не позволит забыть о прошлом.