— Она с сыном моим встречается.
— С Вадиком?
Я кивнул и усмехнулся.
— Я ведь как думал: у нас с ней серьёзно. Ничего вроде не было, даже не поцеловались ни разу, но она знала, как я к ней отношусь. Знала. А с другой стороны, всё правильно. Он моложе, сильнее. Перспективней. И я напился. Я напился, Лёха. Я спал рядом с бродячей собакой… Дурак. Ты даже не представляешь какой я дурак.
Лёха подвинул ко мне стопку.
— Голову не забивай, мы и сами не шибко умные. Давай-ка одним глотком — и не для того, чтобы вздохнуть, а для того, чтобы выдохнуть.
Мы снова выпили. Лёха порезал колбасы, хлеба, я сделал бутерброд, закусил. Бутерброд показался безвкусным, но я съел его, а потом откровения вновь полезли из меня.
— Я его не виню, Лёш, и не потому что он мой сын. Я сначала и сам не особо верил, что такая женщина посмотрит на меня второй раз. Я же не слепой, вижу разницу. Но она посмотрела, и я решил, что у меня есть шанс. А потом мысль эта идиотская, дескать, я человек творческий, талантливый, у меня приоритет перед местным мужским населением, лучше чем я она здесь всё равно никого не найдёт. Ну не этот же, в самом деле, Илюша Герасимов, с его страшными стишками. И не Максим этот Андреевич…
— Это гаишник который?
— …Какие они соперники? Бред! А на человека не творческого она внимания не обратит — уровень культуры не тот. И вот приехал Вадим… И на что я гожусь?
— Ну, это ты зря. Старый конь борозды не портит, сам знаешь.
Я отмахнулся.
— Но и глубоко не пашет.
— Зато после такой пахоты сорняки не растут! Ладно, Ром, тебе ли жаловаться? Вон их баб сколько, любая на выбор.
— Мне не нужна баба, Лёш, мне нужна женщина.
— Ну пусть будет женщина.
— И не просто женщина, а любимая женщина. Чтоб одна, чтоб навсегда, чтоб, вон, как у вас с Люськой. А другой не надо. Не надо, понимаешь?
Лёха стукнул кулаком по столу.
— Ну так дерись за неё!
— Драться? С кем? С сыном?
Леха сам понял, что сказал глупость. Он кашлянул, произнёс неопределённое «мда» и потянулся за бутылкой.
— Тогда ещё по пятьдесят.
Я сжал стопку в кулаке. Что мне сейчас водка? Сколько её не пей, а в голове только шум и никакого успокоения. К Нюрке что ли сходить? Или к Зойке? Мне почему-то казалось, что Зойка тоже меня впустит. Тоже не скажет ни слова, а просто смахнёт слезу и откроет дверь шире. Сколько их таких не вполне красивых, не совсем молодых, одиноких, готовых открыть дверь, потому что… потому что хочется — просто хочется: быть кому-то нужной, кем-то обласканной и, чёрт возьми, кем-то любимой. А мы приходим, когда хотим и ничего не обещаем…