Вопреки своим опасениям, я узнал сына. Да и могло ли быть иначе? Он вышел из вагона недалеко от того места, где я стоял. Высокий, выше меня, плечи чуть узковаты, но назвать это недостатком было нельзя — вполне гармонично сложенный молодой человек. Одет по моде, стрижка короткая, на предплечье цветная татуировка. Он осматривал перрон поверх людских голов, искал взглядом меня. Я окликнул его:
— Вадим!
Он обернулся. Лицо беспристрастное, но в глазах беспокойство. Я шагнул к нему, протянул руку.
— Здравствуй, Вадим.
— Привет, пап.
Его рукопожатие оказалось сильным, не вялая ладошка, которая больше похожа на дохлую рыбу, а настоящее мужское пожатие. Внутри у самого сердца возникло маленькое чувство гордости, мой сын стал взрослым и, не смотря на моё отсутствие, рос мужчиной.
— Пап, я к тебе недели на три. Не возражаешь?
Я кивнул, принимая его решение безоговорочно. Три так три, время тут не имеет значения, важен факт — он приехал ко мне.
— Где твои вещи?
— Да у меня тут всё… — он дёрнул плечом, на котором висел тощий серый рюкзак. Ну да, а я чего ждал? Кучу чемоданов? Он же не девчонка, в конце концов, чтобы возить с собой половину своего гардероба.
— Ну, нормально. Пойдём?
— Пойдём.
В автобусе мы ехали на задней площадке, касаясь друг друга плечами. Я искоса поглядывал на него. Как же он возмужал и уже, наверное, бреется. А на кого больше похож? На меня или на бывшую? Нос, глаза, очертания скул… В мать. Лицом в мать, меня почти нет, если только самую чуточку изгибом губ и формой бровей. И всё равно… Мне захотелось крикнуть на весь салон: смотрите, это мой сын. Мой сын!
Возле дома нас встретила Люська. В руках она держала корзину, прикрытую белым платком, и я даже побоялся представить, чего такого вкусного она там прятала. Люська улыбалась, а взгляд её сочился любопытством.
Я кивнул небрежно:
— Вот, сын приехал.
Люська обволокла Вадима глазами, пропустила через внутреннюю оценочную таблицу и сказала удовлетворённо:
— Весь в отца.
— Ты просто мать не видела, — ответил я.
Она вскинулась бровями, дескать, вам виднее, и протянула мне корзину.
— Я тут сырников напекла. Мой Лёшка всё одно в отъезде, а вам в самый раз. Варенье у тебя есть?
— Стоят какие-то банки в подполье.
Я принял корзинку. Тяжёлая. Не удивлюсь, если кроме сырников под платком сыщется ещё что-то.
Распрощавшись с Люськой, мы вошли в дом. Вадим едва не стукнулся головой о притолоку; посмотрел на неё с обидой и чуточку брезгливо, нагнулся, перешагнул порог. От общего вида комнаты брезгливость с лица не исчезла, оно и понятно, с момента моего приезда в доме ничего не поменялось: всё те же диван, комод, двустворчатый посудный шкафчик без одной дверки. У панно Вадим остановился, стал разглядывать фотографии, усмехнулся, перевёл взгляд на стену.