SYML – I Wanted To Leave
Nils Frahm – Says
С самого начала он был загадкой, задачей на смекалку, таким ребусом, разгадать который под силу не каждому студенту. И он оказался совершенно не тем человеком, не тем образом, который сложился в моей голове за двадцать часов знакомства по переписке.
Однажды вечером Лео просит меня:
– Возьми с собой воды, вдруг ночью пить захочешь?
Я никогда не просыпаюсь по ночам, ни по какой причине, и разбудить меня не так просто. Мой мозг приучен игнорировать шумы, даже очень громкие, физиологические потребности, холод, сырость и неудобство постели. В сухом и защищённом помещении, особенно если на двери в спальню есть замок, я обычно сплю мертвецки. Однако все эти подробности Лео ни к чему, и, хотя его предложение на фоне молчания и полного отсутствия ко мне интереса кажется весьма странным, я просто делаю то, что он предложил – набираю воды в стакан. Неподалёку от раковины стоит пластиковый кувшин с фильтром, но я беру воду прямо из-под крана. Взгляд Лео на несколько мгновений задерживается на моём действии, однако он не предлагает мне воспользоваться отфильтрованной водой. Ему плевать, что я пью, и насколько для меня это будет безопасно.
Той же ночью у него снова приступ. И на этот раз я плачу вместе с ним, потому что ему больно, а я ничего не могу сделать. При этом, я кое-что, наконец, не просто понимаю, а начинаю чувствовать. Какой должна быть боль по силе, чтобы лишать сознания? Не такой, которую можно вытерпеть. Не такой, от которой помогают стиснутые зубы или техника дыхания. Нельзя поменять позу или переждать. Она не волнообразная, дающая хоть и временные, но всё-таки передышки, а накрывающая одним сплошным неподъёмным колпаком. Она пронзает и впивается, оглушает так, что её не перекричать, если орать изо всех сил. И Лео никогда не кричит. Чтобы кричать нужны силы.
После инъекции я просто глажу его по голове, сидя на коленях рядом. Вытираю пот с его лба ладонью и ею же провожу по волосам, поэтому теперь они даже не влажные, а мокрые. То, что я делаю – не жалость, это моя физическая потребность помочь, облегчить страдание, забрать часть себе, потому что он, переживая эти приступы, каждый раз держится на грани своих возможностей.
В комнате полумрак, и, наверное, именно поэтому мне не видно установленных им границ. С каждым движением моей руки, забирающей его боль, я неосознанно склоняюсь ниже. Нависаю над ним, но коснуться губами его виска долго не решаюсь. Когда это происходит, я закрываю глаза. Лео не двигается, но начинает дышать размереннее, спокойнее. Ему становится легче – это ощущается не только в дыхании, но и в ослаблении напряжения. Я вытягиваюсь рядом, не переставая гладить его по голове. Неожиданно он поворачивает голову набок, уткнувшись носом мне в грудь, и я целую его ещё раз – снова в висок. Облизываю губы – они солёные.